— Неужели у вас нет ни минуты для меня?
— Увы, но охрана его величества требует неослабного внимания. Враг не дремлет!
— Да-да, — торопливо закивал граф. — Я наслышан о вашем подвиге. Собственно, это и есть главная причина, по которой я хотел с вами пообщаться, сын мой.
— О как! Что же слушаю вас.
— Здесь несколько неудобно, — встревоженно озираясь, заметил Вадим Дмитриевич. — Впрочем, если угодно, можно и тут. Полагаю, вам известно, что завтра состоится большой прием?
— Разумеется.
— На котором будут присутствовать вся императорская фамилия и дипломатический корпус…
— Да, меня предупредили.
— Превосходно, но известно ли вам, что на этом приеме произойдет церемония награждения нескольких отличившихся в последнее время лиц, в том числе и вас?
— Конечно.
— Именно это я и хотел бы обсудить.
— Папенька, — не выдержал уставший от словесных кружев Будищев. — Скажите прямо, что вам нужно?
— Мне? — возмутился граф. — Мне давно ничего не нужно, то есть, почти ничего, но это не важно. Разговор про вас!
— В каком смысле?
— В прямом! Вы знаете, как наградили за такое же деяние Осипа Комисарова?
— В общих чертах. А что?
— Да то, что он не имел и половины ваших заслуг перед государем и отечеством. И уж во всяком случае, не принадлежал к такому древнему и славному роду как наш!
— Боюсь, что не совсем вас понял.
— Да что тут понимать! — рассердился Блудов. — Ведь очевидно же, что за одно и то же людей из разных слоев общества могут наградить совершенно по-разному. Там где мужику довольно полтины на водку, армейский офицер может получить очередной чин, а гвардеец титул!
— Кажется, титул мне обещали вы?
— Да! Но если бы он у вас уже был, ваша награда стала бы неизмеримо выше. Вы меня понимаете?
— И в чем проблема? Признайте меня и дело с концом.
— О, за этим задержки не будет, просто…
— Что, просто?
— Вы, кажется, мне тоже кое-что должны.
— Напомните, что именно?
— Э…
— Выплатить долги и назначить ежегодное содержание?
— Да!
— Видите ли, папаша, — криво усмехнулся Будищев. — Дело в том, что со времени нашего последнего разговора обстоятельства немножечко так изменились. Баронесса Штиглиц ясно дала понять, что не желает меня видеть, а потому титул мне как бы не очень теперь и нужен. Во всяком случае, не настолько, чтобы заплатить за него сто тысяч.
— Я прекрасно осведомлен о ваших затруднениях, — поджал губы граф. — И именно поэтому поспешил прийти на помощь. Вы можете попросить у его величества аренду[58], с тем, чтобы иметь возможность достойно содержать себя…
Граф Вадим Дмитриевич все говорил и говорил, а в глазах его до того тусклых и блеклых вдруг появился блеск, руки иногда подрагивали от возбуждения, как будто это он должен получить имение и таким образом поправить свои дела. Судя по всему, чиновник для особых поручений при министре иностранных дел сумел что-то разнюхать о предстоящих наградах и страстно желал запустить в этот щедрый поток свои цепкие лапки.
— Один вопрос, а при чем тут вы? — резко прервал его, внезапно почувствовавший отвращение Будищев.
— Что?!
— Да так, ничего. Просто пока я был нижним чином, вы про меня и слышать не хотели. Когда я едва не стал зятем барона Штиглица, вы сразу сменили гнев на милость. Теперь же вы, ваше сиятельство, готовы бегать за мной по пятам и уговаривать принять наследство и имя.
— Что за намеки вы себе позволяете? — оскорбленно воскликнул Блудов.
— Да какие уж тут намеки, — криво усмехнулся Дмитрий. — Все как раз предельно конкретно.
— Вы… вы… вы — наглец, милостивый государь! Да какое там, ты — мужик! Деревенщина! Байстрюк! Грязный и необразованный! Да-с! Которому волей судьбы выдалась редчайшая возможность приподняться над своим жалким существованием, но так и не сумевшему оценить подобную удачу!
Возмущенный до глубины души Вадим Дмитриевич продолжал сыпать оскорбления и, иногда притоптывая в такт очередному выкрику ногой. Наконец, он выдохся и сверлил ненавистного бастарда взглядом исподлобья.
— Вы закончили? — равнодушно осведомился Будищев и, не дождавшись ответа, пошел прочь.
«Может, не надо было так резко?» — мелькнула у него запоздалая мысль. Люсия, как оказалось, барышня немного взбалмошная. Позлится-позлится да и перестанет. Тогда, глядишь, и барон Штиглиц сменит гнев на милость и снова встанет вопрос о титуле.
— Да ну их на хрен! — внезапно вспылил он. — Я, что комнатная собачка, чтобы меня туда-сюда дергать?
Настроение было испорчено напрочь, и долго копившееся в душе раздражение вылезло, наконец, наружу. В какой-то мере Блудов был прав, он не принадлежал к высшему обществу и вряд ли смог когда-нибудь стать его членом. Как бы Дмитрий не старался всегда находился кто-то, готовый щелкнуть его по носу, мол, знай свое место. И лишь среди простых людей вроде Стеши или Федора он чувствовал себя своим. Только ни принимали его таким, каким он был. И волей неволей в голове возник вопрос, — «в тех ли я стреляю?»
— Ваше благородие, к вам опять пришли! — отвлек его от мрачных мыслей стражник.
— Вот, блин, просто день посещений какой-то! — чертыхнулся подпоручик. — Кого еще черт принес?
— Не могу знать.