Я занялся подсчетами. Обнаружил много других связей. Например, в дорожных катастрофах нередко погибали целые семьи, и в таких случаях чаще всего оказывалось, что жену соединяли с мужем не только узы брака, но и профессия.
– Любопытно… И даже попахивает мистикой, – согласился Уиберг. – Но, как вы сами сказали, это явно только совпадение. В такой малой выборке…
– Не так уж она мала, если следишь за этим двадцать лет подряд, – возразил Дарлинг. – И я теперь не верю, что тут случайные совпадения, вот только первая авиационная катастрофа случайно заставила меня присмотреться – что происходит. И вообще речь уже не о том, чему верить или не верить. Я веду точный подсчет и время от времени передаю данные в вычислительный центр при Лондонском университете, только, понятно, не говорю программистам, к чему относятся эти цифры. Последние вычисления по критерию хи-квадрат делались как раз, когда вы телеграммой попросили меня вас принять. Я получил значимость в одну десятитысячную при доверительной вероятности 0,95. Никакие противники табака не могли с такой точностью высчитать вред курения, а ведь начиная примерно с 1950 года тысячи ослов от медицины и даже целые правительства действовали, опираясь на куда менее солидные цифры.
Попутно я занялся перепроверкой. Мне пришло в голову, что все решает
– М-м… Допустим на минуту, что ваши рассуждения верны. Как же, по-вашему, можно все это проделать?
–
– Какой же?
– Такова политика.
– Простите, сэр, – возразил Уиберг, – но при всем моем к вам уважении должен признаться, что это… м-м… несколько отдает сумасшествием.
– Это и есть сумасшествие, еще какое, но так все и происходит, чего вы, кстати, не оспариваете. И сошел с ума не я, а те, кто ввел такую политику.
– Но что пользы в подобной политике… Вернее, какую тут пользу можно себе представить?
Через очки без оправы старый писатель посмотрел на
Уиберга в упор, прямо в глаза.
– Всемирная Служба Контроля над народонаселением официально существует уже десять лет, а негласно, должно быть, все двадцать, – сказал он. – И действует она успешно: численность населения держится теперь на одном и том же уровне. Почти все люди верят – им так объясняют, – что соль тут в принудительном контроле над рождаемостью. И никто не задумывается над тем, что для подлинной стабильности народонаселения требуется еще и точно предсказуемая экономика. Еще об одном люди не задумываются, и этого им уже не объясняют, больше того, сведения, которые необходимы, чтобы прийти к такому выводу, теперь замалчиваются даже в начальной школе: при нашем нынешнем уровне знаний можно предопределить только число рождений; мы пока не умеем предопределить, кто родится. Ну, то есть уже можно заранее определить пол ребенка, это не сложно; но не предусмотришь, родится ли архитектор, чернорабочий или просто никчемный тупица.
А между тем при полном контроле над экономикой общество в каждый данный период может позволить себе иметь лишь строго ограниченное число архитекторов, чернорабочих и тупиц. И поскольку этого нельзя достичь контролем над рождаемостью, приходится достигать этого путем
И конечно, такой порядок очень упрощает задачу историка. Если тебе известно, что при существующей системе такому-то писателю назначено умереть примерно или даже точно в такой-то день, уже не упустишь случая взять последнее интервью и освежить данные некролога. Тот же или сходный предлог – скажем, очередной визит врача, постоянно пользующего намеченную жертву, – может стать и причиной смерти.
Итак, вернемся к моему самому первому вопросу, мистер Уиберг. Кто же вы такой – ангел смерти собственной персоной или всего лишь его предвестник?