Стражи у Живых Врат

Эта его проекция, воображаемый орёл, не знала, что такое изумление. Иначе он был бы изумлён, увидев простор разрушенного города под его когтями, высоту хрустальных шпилей, которые парили ещё выше, чем он. Город лежал на краю огромного леса, заросшего запутанной массой лиан. Уцелели только здания из призматического камня — многие в идеальном, нетронутом состоянии, как будто обитателей срочно позвали заняться чем-то важным, и те оставили двери открытыми. Но другие части города носили следы сильных взрывов, что уничтожили его много лет назад, круглые кратеры, содержащие здания не просто разорённые, а стёртые в порошок, разрушенные до основания. В этих кругах ничего не жило — по контрасту с бурлящей жизнью, заполняющей остальное пространство, не только растительной, но и животной: пантеры, грызуны и дикие свиньи, а также чудовищные насекомые, выросшие до огромных размеров, возможно, в результате остаточных эффектов забытой войны.

Здесь наверху, под высоким, неестественным фиолетово-синим куполом неба, не было других птиц, кроме него. Внутри эладрин пытались погрузить его тело на тележку. Он насчитал трёх кроме девушки, и когда они связали ему руки за спиной, понял, что они нервничают и не уверены в себе. Он увидел это по языку их тел, по тому, что они были грубее необходимого — ведь он сопротивлялся им с силой мешка картошки, ну, может быть, полутора мешков. Их жестокие тычки и удары не могло объяснить простое естественное презрение к нему. Нет, эладрин торопились, и их лошади тоже были нервными и напуганными.

Он не мог определить время суток по освещению — оно было слишком чужим. Он не видел солнца. Но он погрузился глубоко в тело и попытался представить причину их спешки, пока они тащили лошадей по торчащим камням, вниз по Улице Богов — это имя пришло к нему нетронутым, воспоминание из старых карт. Он знал, что как и соответствующая улица в царстве смертных, она пересекала город к восточным вратам и была украшена собственным двойным рядом мраморных статуй — он знал, что у многих здешних предметов есть слабый резонанс в земле, оставленной им позади.

Он мешком валялся в задней части повозки, обдумывая свои варианты. Теперь, когда он пришёл в себя, ему показалось, что даже без тотемного жезла он многое может сделать. Чего бы ни боялись эти люди, он мог использовать страх против них. Он начал с нескольких гортанных эвокаций, которые его пленители могли принять за звук кашля или харканья — они не стали закрывать ему глаза или совать кляп в рот. Нет, они недооценили его — ради этого он и не сопротивлялся. Теперь это изменится, подумал он, глядя на красивое лицо девушки, пока та смотрела в небо.

Ветер посвежел, и по небу поползли струйки чёрного тумана. Вместе с тем передние колёса повозки налетели на толстый корень, расколовший мостовую. Возничий произнёс собственную, не такую эффективную эвокацию, когда единственный росток вырвался из-под коры и обхватил деревянный край подобно слабой, крохотной, бледной зелёной руке — этого хватило. Прежде чем лошади смогли вырваться, ещё дюжина ростков схватились за колесо, а похожие на лозы тучи схватили их сверху. Хаггар подумал, что Фейвайльд охотно откликается на его приказы. Сила природы была здесь просто ошеломительной.

Небо потемнело. Вскоре, подумал он, удар молнии напугает лошадей; они уже отказывались двигаться, дрожали, отведя уши, пока возничий хлестал их плетью. Два воина-эладрин выскочили из повозки, и один встал на страже, пока другой наклонился, чтобы обрезать мечом побеги. Никто из них не подумал связать Хаггара со случившимся.

Но девушка была умнее. Оставшись в повозке наедине с ним, она наклонилась над ним. Её жёлтые волосы упали ей на лицо, и он почувствовал её аромат, духи, похожие на корицу или гвоздику.

— Слушай меня, свинья с куриными мозгами, — прошептала она. — Давай я тебе объясню. Через полчаса стемнеет. Раньше, если будешь упорствовать. Даже в сумерках мы не продержимся здесь и десяти минут. Лорд Каннот откроет врата своего чёрного дворца и повесит нас на деревьях. У него целое войско нежити, которая поклоняется ему, как богу. Хочешь поиграть в свои глупые игры с ним?

— Освободи меня, — прохрипел Хаггар. Голос даже ему самому казался уродливым.

Она наклонилась ещё глубже, чтобы тихо прошептать ему на ухо:

— Ты вонючая кучка дерьма.

Небо над ними почернело, собрался жуткий туман. Лошади встали на дыбы, заржали от ужаса, дёрнули упряжку, и повозка упала на бок, не перевернувшись только из-за обхвативших её лоз. Девушка шагнула на землю и стала прямо. Она подняла сложенные лодочкой руки, наполнившиеся зеленоватым светом, который потёк по её обнажённым рукам и по телу, пропитав одежду, пока она сама не превратилась в сверкающий факел, отторгающий мрак. Она достала нож и освободила лошадей от побегов, и те мигом замолкли; они стояли, дрожа, терпеливо, широко раскрыв глаза, ноздри покрыты пеной. Потом она наклонилась к побегам, удерживающим колесо, и Хаггар ощутил холодное лезвие клинка, как будто резанули его самого.