— У тебя несколько очень тяжелых ушибов и, вероятно, сломана пара ребер, — сообщила госпожа Овнец. — Повернись, и я наложу на больные места вот это.
Госпожа Овнец сунула ему под нос кувшин с желтой мазью.
По лицу Ваймса пробежала тень паники. Он инстинктивно натянул простыни до самого носа.
— Не валяй дурака, дружок, — спокойно отреагировала она. — Я не увижу ничего такого, чего не видела раньше. Задницы не слишком отличаются одна от другой. Просто те, которые я вижу обычно, как правило, заканчиваются хвостом. А теперь задирай-ка рубашку, да поживее. Эту рубаху еще мой дедушка нашивал, — с оттенком фамильной гордости добавила она.
Когда с тобой говорят таким тоном, сопротивление бесполезно. У Ваймса мелькнула было идея позвать в качестве «гувернантки» Шноббса, но потом он решил, что так будет еще хуже.
Мазь обожгла как лед.
— Что это
— О, тут много чего намешано. Она заживляет ушибы и способствует росту здоровой чешуи.
— Росту чего?!
— Извиняюсь. Наверное, все-таки не чешуи. И не надо делать такие большие глаза. Я почти уверена, мазь поможет. Итак, все в порядке.
Она шлепнула его по крестцу.
— Мадам, я все ж капитан Ночной Стражи, — попытался «сохранить лицо» Ваймс, заранее зная, как чертовски глупо прозвучат его слова.
— Полуголый, и к тому же валяющийся в дамской постели, — ничуть не тронутая этим заявлением, парировала госпожа Овнец. — А теперь садись и принимайся за чай. Надо поставить тебя на ноги как можно скорее.
Глаза Ваймса панически расширились.
— Зачем? — осторожно переспросил он.
Госпожа Овнец сунула руку в карман засаленной кофты.
— Я тут вчера набросала кое-какие заметки, — сообщила она. — Касательно дракона.
— Ах, дракон… — Ваймс слегка расслабился. В данный момент дракон показался ему сравнительно безопасной перспективой.
— И кое-что вычислила. Вот что я тебе скажу: это очень странный зверь. Судя по всему, он не должен летать.
— Тут вы правы.
— Если анатомически он устроен так же, как болотные драконы, то должен весить около двадцати тонн. Двадцать тонн! Это немыслимо. Чтобы поднять такой вес, нужен неимоверный размах крыльев.
— Я видел, как он сиганул с башни. Будто ласточка.
— Я тоже видела. Во время исполнения этого трюка ему должно было оторвать крылья, после чего от него осталось бы только чертовски глубокое мокрое место, — в голосе госпожи Овнец звучала твердая убежденность. — Никто не может просто так взять и наплевать на законы аэродинамики. Нельзя увеличиться в размерах и надеяться, что все будет, как было. Все дело тут в мускульной силе и подъемных плоскостях.
— Я
— О, здесь все очень просто объясняется, — покачала головой госпожа Овнец. — Обычное взаимодействие химических веществ. Что бы они ни ели, всю еду драконы перегоняют в особое самовозгорающееся вещество. И оно возгорается точно в тот момент, когда достигает выводных протоков. На самом деле внутри у них огня никогда не бывает, если только они не заболевают обратной тягой.
— И что тогда?
— Можешь помахать зверюге лапкой, — жизнерадостно объяснила госпожа Овнец. — Природа-Мать их малость обидела, этих драконов. Не слишком-то удачно они устроены.
Как зачарованный, Ваймс слушал дальнейший рассказ госпожи Овнец.
Как выяснилось, этим беднягам бы и вовсе не выжить, не обитай они в болотах. Просто их родные болота располагались на отшибе, и хищников там не водилось. А если вдруг кто и забредал, то скоро понимал, что поживиться тут особо и нечем. Не такой уж лакомый кусочек, этот болотный дракон — кожистая шкура да огромные летательные мышцы. А как прогрызешь все это, то обнаружишь, что кусаешь какой-нибудь никуда не годный химический заводик или вечно ломающийся самогонный аппарат. В общем, ничего удивительного, что драконы вечно болели. По сути, непрекращающееся желудочное расстройство было необходимым элементом выработки топлива. Большая часть мозга дракона занималась контролированием сложного пищеварительного процесса, способного вырабатывать воспламеняющуюся смесь из самых немыслимых ингредиентов. Дело доходило до того, что, если попадался какой-нибудь «трудноперегоняемый» кусочек, дракон за несколько часов полностью перестраивал свою пищеварительную систему. Вся жизнь дракона протекала на тонком химическом лезвии ножа. Одна неудачная отрыжка — и от дракоши оставалась лишь добрая память.
Что же касается гнезд и спаривания, то средняя самка дракона обладала материнским инстинктом и здравым смыслом обыкновенного кирпича.
Ваймсу оставалось только диву даваться — почему в прежние времена люди так боялись драконов. Судя по всему, если в пещере неподалеку от вас вдруг объявится дракон, то все, что надо делать, это спокойно ждать, пока он самовозгорится, взорвется или скончается от острого несварения.
— А вы их здорово изучили, — уважительно отметил он.
— Кому-то же надо этим заниматься.
— И про больших драконов вы тоже все знаете?