«Поздравляю с наступающими праздниками Нового года и светлого Рождества Христова! – твердым, округлым почерком начертала на яркой почтовой карточке с колокольчиками дворничиха. – Желаю тебе крепкой веры и ангельского терпения. В будущем году все будет хорошо! Клавдия Васильевна Проскурина».
«Она не написала слово «пусть» перед «в будущем году», – машинально отметила Соня, прочтя открытку. – Значит, она уверена, что действительно все будет хорошо. Что ж, колдунье лучше знать».
В гости к родителям пришли друзья – семейная чета Чупрыниных, громкоголосая тетя Таня и весельчак дядя Вова Илованский. Запеченный гусь, салаты, шампанское, свечи и даже исполненная под гитару Илованским дурашливая песенка, специально сочиненная к празднику, не прибавили Соне ни йоты настроения. Когда в телевизоре куранты пробили двенадцать раз, она молча со всеми чокнулась, выцедила шампанское и, поборов желание грохнуть хрустальный фужер об пол, ушла в свою комнату, а за ее спиной на бис завывал дядя Вова:
Грохотали за окнами петарды, ночное небо над Москвой расцветало огненными цветами фейерверков. Собравшаяся на бульваре толпа встречала каждую вспышку радостными криками. За дверью громогласно похохатывала тетя Таня, бубнил телевизор и звенела гитара.
Соня уселась за стол перед компьютером и, чтобы не слышать всей этой новогодней феерии, натянула на голову наушники. Ткнув курсором в папку «My music», девушка выбрала любимую «Мельницу», на которую «подсадила» в прошлом году весь «Морион», и нажала кнопку плеера, загадав: «Какая песня выпадет, такой год и будет!» Выпал «Горец».
Эта в общем-то не особо затейливая песенка на стихи Роберта Бернса обычно не трогала Соню. Но сейчас, вслушавшись, она вдруг расплакалась и тут же разозлилась на себя за эти слезы. Не дослушав, девушка в сердцах принялась тыкать стрелочкой курсора в крестик окна плеера, чтобы закрыть его, но промахнулась и попала на ярлык папки «Фото. Морион», размещенной на десктопе. Иконки файлов пестрой россыпью развернулись перед Соней, и, поддавшись какому-то наитию, она зажмурилась и нажала наугад.
Разлепив мокрые ресницы, Соня вскрикнула – с экрана на нее смотрел улыбающийся Олег Марьин, а в наушниках Хелависа заканчивала песню:
…Новогодняя ночь катилась к финалу. Город затихал, лишь на окраинах, в спальных районах, да возле студенческих общаг время от времени взлетали в еще по-ночному темное небо редкие огненные стрелы салютов. Самые молодые и стойкие заканчивали праздничную вахту, остальные уже спали, и многоэтажные дома высились темными айсбергами, подсвеченными мертвенным светом уличных фонарей.
Известный на всю Сретенку алкаш Серега, зябко переминаясь с ноги на ногу, дежурил у подъезда, дожидаясь какой-нибудь припозднившейся веселой и сердобольной компании, чтобы поздравить людей с Новым годом и получить от щедрот халявную порцию спиртного. Он встрепенулся, когда у «красного» дома мягко затормозил большой черный «майбах», приземистый, вальяжный, похожий на холеного персидского кота. Серега рванулся было к машине, но тут едва слышно открылась передняя дверца и из машины выбралась пожилая женщина в пуховом платке, оранжевом дворницком жилете и валенках с галошами. С удивлением узнав в женщине дворничиху из соседнего двора, суровую тетю Клаву, Серега вздохнул и рысцой двинулся прочь – попытать счастья у ночного ларька.