Стратегия воздействия

— Давайте вместе, — стрелок-радист схватил меня за плечо и потащил на себе к уже сброшенному фонарю кабины. Я, как мог, помогал ему, что было непросто в полностью потерявшем управление самолете. Наконец, под нами замелькали поля и деревья. Вернее, это перед моими глазами они замелькали, а стрелок-радист видел только черноту ночи. Высоты оставалось километра полтора, и я не стал медлить. Подгадав нужный момент, чтобы не удариться о хвостовой киль собственного самолета, я прыгнул в чернильную тьму.

Хлопок раскрывшегося над головой купола возвестил о том, что парашют сработал штатно. Я огляделся вокруг. В трех сотнях метров от меня белел еще один купол — стрелок-радист тоже успешно покинул горящий самолет, но его все дальше сносило ветром на юго-восток.

Оценив обстановку на земле, я тихо присвистнул. Мое непревзойденное умение находить приключения на мягкие части тела не подвело меня и в этот раз. Не слишком сильный ветер сносил меня в сторону Рогачевского шоссе, в расположение стихийно сформированной оперативной группы советских войск под командованием генерал-майора Захарова[4]. После захвата немцами Клина группа попала в окружение, и теперь сдерживала яростные атаки немецких танковых и пехотных дивизий.

Что ж, хорошо хоть к своим, а не на территорию противника. К тому же в данном случае имело место разительное отличие от всего того, что я уже видел в котлах — попавшие в окружение пять стрелковых дивизий, танковая бригада, два артиллерийских полка и отдельная мотострелковая бригада спецназа не собирались бросать тяжелое оружие и куда-то прорываться. Они продолжали стоять на своих позициях, намертво перекрывая шоссе, и отбивать непрерывно следующие атаки врага, несмотря ни на какие, даже самые неблагоприятные, изменения обстановки на фронте.

Парашют зацепился за крону дерева. Меня дернуло в сторону, и я с размаху влетел в какие-то кусты. На удивление, нестандартное приземление не принесло мне дополнительных травм. Ветки смягчили удар, а лицо и голову я успел защитить руками.

Мое появление не осталось незамеченным. Воздушный бой был, похоже, неплохо виден с земли, и сейчас ко мне через небольшое поле уже бежали красноармейцы с оружием наизготовку. Ну, правильно, они же не в курсе, кто и кого сбил над их головами.

Глава 9

— На южном фланге ваши армии утрачивают инициативу, генерал-фельдмаршал, — категорично заявил Гитлер и в подтверждение своих слов постучал указкой по карте, обращая внимание командующего группы армий «Центр» на почти окруженную, но все еще не оставленную русскими войсками Тулу.

— Мои танковые дивизии понесли значительные потери, — обвинения Фюрера не смутили Федора фон Бока, — Мы столкнулись с неожиданно высокой эффективностью огня русской артиллерии. Кроме того, советские части оказывают упорное сопротивление, хотя еще месяц назад разведка убеждала нас, что Красная армия окончательно разбита, а оставшиеся у Сталина части деморализованы и не смогут стать серьезным препятствием на нашем пути к Москве.

— Это не оправдание вашему бездействию! — Гитлер резко отвернулся от карты и посмотрел прямо в глаза фон Боку.

— Никакого бездействия нет, мой Фюрер, — слегка отступил генерал-фельдмаршал. — В центре мы с боями продвигаемся по Минскому шоссе, а на севере после взятия Клина нами окружена крупная группа русских войск. В кольце оказалось не менее шести дивизий. Это, фактически, открывает нам путь на Москву, но нужны резервы. Нам уже просто нечем пробить последние заслоны, выстроенные красными на ближних подступах к городу. Я прошу разрешения задействовать в решающем ударе танковую группу генерала Роммеля.

Гитлер продолжал сверлить фон Бока взглядом, но было видно, что он напряженно размышляет над словами командующего группой армий «Центр».

— Мой Фюрер, — нарушил возникшую паузу генерал Йодль, — Роммель — наш последний резерв. Его танки способны при необходимости отбить контрудары русских. Если мы введем эти силы в бой за Москву, такая возможность исчезнет, а пехотные дивизии могут и не выдержать неожиданного удара противника.

— Все, что советы смогли собрать, сейчас стоит против меня, — с отчетливо слышимым раздражением в голосе возразил фон Бок. — Если мы захватим Москву, противник лишится столь значимого транспортного узла, что его дальнейшее организованное сопротивление окажется невозможным. В политическом смысле для русских потеря столицы станет катастрофой — в войну немедленно вступят Япония и Турция, и для советской России это будет означать полное и неминуемое поражение. Мы стоим на пороге победы и не решаемся сделать последний шаг!