— В камере мертвый. Остывает.
— Нет! — Максим хотел было идти в изолятор, но Малахов его удержал.
— Балахнин у тебя в кабинете, — напомнил он.
— Так конвой его уведет.
— Куда?
— Да, конечно.
Команда у них боевая, сплоченная. Малахова вот из беды парни оперативно выручили, но сам по себе отдел, возглавляемый им, — еще то болото, в котором и сгинул Никодимов. Тот же Балахнин запросто мог повторить его судьбу. Нельзя было возвращать его в изолятор, пока там работали люди, сочувствующие Улехову и Сажину.
— Головой за Балахнина отвечаешь, — сказал Малахов.
— Я все понял.
— А я займусь Шалеевым. Да и с Никодимовым нужно разбираться.
— Разберемся.
— Не сомневаюсь, — сказал Малахов и еще раз крепко пожал Максиму руку, от души поблагодарил его и за верность, и за отличную работу.
Смерть наступила от гипоксии, острого недостатка кислорода. Никодимова не душили, не затыкали рот и нос, он просто перестал дышать. Судя по выражению лица, умирал он в ужасных муках, корчился от боли, но не кричал, не звал на помощь. Возможно, сначала у него отказали голосовые связки, а затем уже наступил паралич дыхательных мышц.
Судмедэксперт поставил диагноз с ходу — отравление. А вот какой яд вызвал смерть, это уже покажет вскрытие. Или не покажет. Существуют яды, следы которых в организме не остаются.
Под подозрение попал Чесноков, молодой прапорщик из дежурной смены, но он клялся и божился, что не травил Никодимова.
— Он с самого начала дохлый был, я еще думал, врача надо вызвать, — оправдывался парень.
— Почему не вызвал? — Малахов спрашивал с Чеснокова как начальник с подчиненного, но при этом все еще находился под впечатлением от своего арестантского опыта.
Вчерашний день он мог провести в камере по соседству с Никодимовым и испытать то же самое. Тот же Чесноков мог положить с прибором на него самого.
— Так думал, само пройдет. Мне казалось, что это у него от душевного расстройства.
— Значит, Никодимов с самого начала вялый был?
— Ну да. От обеда отказался, а ужин съел.
— Разберемся, — сказал Малахов, покинул изолятор, поднялся на второй этаж.
Макс уже закончил с Балахниным, но в камеру его не отправлял. Артем решил переговорить с ним в коридоре. Рабочий день еще не начался, сотрудники только-только прибывали.
— Отравление это, Макс.
— Какая сука?…
— Кто задерживал Никодимова?
— Стасов.
— А Никодимов — это прямой выход на Сажина.
Капитан Стасов зарекомендовал себя неплохо, Павлов его хвалил, подозрения на его счет уже почти развеялись, и вот, нате вам.
— Я велел Стасову Сухоросова и Поморцева с собой взять, а он сам с Никодимовым управился.
Артем попал на бал прямо с корабля, не успел умыться и побриться, а уже занялся трупом. Но не мог он предстать перед подчиненными с щетиной на щеках, в несвежей одежде, тем более что время на то, чтобы привести себя в порядок, не привлекая всеобщего внимания, у него имелось.
Малахов успел навести на себя марафет до появления Стасова.
— Здравия желаю, товарищ подполковник! — сказал капитан и настороженно посмотрел на него.
Малахов подошел к нему, пожал руку и спросил:
— Это же ты камеру в доме у Антонова нашел?
— Ну да, в распределительной коробке. Хитро было придумано. Так просто не найдешь.
— Но ты же нашел.
— Старался.
— Антонова на чистую воду вывел. Да и Сажина.
— Так для того и старался. А вы снова меня подозреваете.
— В чем?
— Я же не маленький, все понимаю. Ведь Никодимов не просто так зажмурился.
— Отравили его.
— Я мог это сделать, — заявил Стасов.
— Мог, — сказал Артем и внимательно посмотрел на него.
Стасов переживал искренне. Старался, как уж мог, а все усилия пошли коту под хвост. Хорошо, если он непричастен к отправлению Никодимова, плохо, если это его рук дело.
— Мог, — повторил Стасов. — Только смысла в этом особо не было.
— Почему?
— Никодимов — крепкий орешек, он не раскололся бы. Чтобы сдать Сажина, ему пришлось бы раскрыть себя, а он вовсе не собирался этого делать, говорить со мной отказался наотрез.
— Как ты его задержал?
— Да так и задержал, подъехал к нему домой, дождался, когда будет выходить. Да он и не пытался сопротивляться, — проговорил Сажин.
— Покладистый такой?
— Нет, мужик он всегда резкий, а вчера как будто сам не свой был.
— Вялый?
— Ну да, тормознутый какой-то.
— Может, его уже до тебя отравили?
— До меня? — Стасов задумался, но за подсказку не схватится. — Не знаю. Да и не поверите вы.
— Почему не поверю?
— Я с Никодимовым говорил, бесполезно. Он и сам по себе мужик с крепкими орешками, а еще прокурор вчера подъезжал. Никодим думал, что его отпустят. Короче, я там поспрашивал людей. Никодимов на днях с Сажиным встречался. Видели их вместе, говорили они о чем-то.
— Так, может, Сажин и постарался?
— Не буду я этого говорить, — заявил Стасов. — Если бы точно знал, а так одно словоблудие, стремление себя отмазать.
— Словоблудием Сажина не пробьешь, — сказал Малахов.
— А без Никодимова за него не уцепиться. Шалеев и Балахнин только на Никодимова выход имеют, Сажин с ними напрямую не общался.
— Но заказал меня Сажин?