– Ты ничего не понимаешь, тебе ничего не известно о силах, желающих вам зла, – наконец сказала царица. – До сегодняшнего дня ты о них вообще ничего не знал. Не допусти ошибки, я на твоей стороне.
Она выдержала его тяжелый взгляд.
– Я Бектатен, – продолжала она, – царица Шактану, государства, погибшего еще до возникновения вашего Египта.
Другой темнокожий слуга открыл заднюю дверцу переднего автомобиля, и она шагнула внутрь. В этот момент Джулия заметила, что на одном из сидений внутри лежала красивая женщина с золотистыми волосами, укутанная в какое-то покрывало или шаль.
Было не похоже, что она спала. Скорее всего, она была без сознания.
Бектатен. Шактану. Джулия видела, что Рамзес смущен: он стоял, глядя куда-то вдаль, озадаченный водоворотом кружившихся в его голове вопросов.
– Пойдем, Рамзес, – окликнула его Джулия, подталкивая к машине. – Пойдем. Выбора у нас нет.
Часть 3
27
Та женщина с золотистыми волосами, которая своей манерой держаться очень напоминала Джулии Клеопатру, еще не пришла в себя, и Джулия вызвалась помочь уложить ее в постель.
Рамзес с сомнением и тревогой следил за тем, как высокий мужчина по имени Актаму нес женщину с глазами Клеопатры на руках через раскачивающийся канатный мостик. А что, если эта несчастная смертная внезапно очнется? Что, если, увидев под собой провал с яростно бьющим внизу прибоем, она закричит от страха? От неожиданности Актаму может просто случайно уронить ее в пропасть!
В своей долгой жизни он не мог припомнить второго такого случая, чтобы он вот так молча стоял, беспомощно наблюдая за действиями другого бессмертного мужчины, которого он никак не мог контролировать.
Никогда с ним ничего подобного не было. Сейчас они все уже находились в полной безопасности в этом громадном замке, с его вздымающимися ввысь стенами, гладкими полами из полированных каменных плит, с живописными гобеленами и большим камином с бушующим в нем пламенем.
Обстановка главного зала была новой и достаточно богатой. На полу лежали громадные персидские ковры приглушенных тонов, выгодно оттеняющих и подчеркивающих пурпур и золото на гобеленах и обоях. Стулья были расставлены вокруг массивного карточного стола, который своими резными ножками и толстой ворсистой обивкой чем-то напоминал старинный трон. Над их головами в железные канделябры под старину были установлены электрические лампы в форме свечей, горевшие ровным немигающим светом. Это был замок в нормандском стиле. Арки окон и дверные проемы были изящно закруглены сверху, и это нравилось Рамзесу намного больше, чем суровая угловатость готики – архитектурного стиля, который по-прежнему продолжал господствовать в этой стране.
Второй слуга по имени Энамон зажег в некоторых коридорах факелы. Выходит, в этом замке были еще уголки без электричества.
Сейчас они остались наедине с царицей Бектатен, на голове которой красовался блестящий тюрбан, напоминавший корону. В ее походке, в том, как плавно и грациозно она передвигалась по просторному залу, в манере поведения, свойственной человеку, пришедшему в этот мир задолго до него самого, Рамзес угадывал и ее весьма почтенный возраст, и неистощимый запас самообладания.
Она молча изучала его, но в этом взгляде он не заметил ни подозрительности, ни презрения.
– Ты, Рамзес Проклятый, результат моей большой ошибки и неосмотрительности, – наконец произнесла она. – Ты хотя бы осознаешь это?
– Что это значит?
– Я в свое время не разглядела тебя. Не заметила участия руки бессмертного в долгой истории процветания Египта.
– Далеко не каждый правитель пользовался моими услугами. И только с одним из этих людей я поделился своей историей.
– И кто же это, интересно? – спросила Бектатен, приближаясь к нему.
Чувствовать присутствие рядом человека, который мог действовать по отношению к нему с позиции силы, человека, превосходящего его опытом, мудростью, знанием жизни, было для него ощущением незнакомым и даже ошеломляющим. Действительно, это ведь она создала эликсир бессмертия; это может быть только она, больше некому. В ее облике он чувствовал спокойную властную мощь прожитых ею тысячелетий.
Как бы отреагировала эта царица, если бы он рассказал ей, как поступил с Клеопатрой? Посчитала бы она его поступок вопиющим преступлением? И считает ли она себя вправе быть арбитром и верховным судьей в отношении законов для бессмертных?
– Всему свое время, Бектатен, царица Шактану, – сказал Рамзес вслух. – Я могу рассказать вам все, что вы хотите узнать, но в свое время.
«А ведь она в любой момент может уничтожить тебя своим ядом; тем самым, которым на твоих глазах уничтожила всех тех бессмертных на приеме», – сказал он себе.
Он сделал глубокий вдох и постарался убрать со своего лица малейшие проявления страха.
Бектатен слегка нахмурилась. На ее лице появилось выражение некоторого разочарования, но не злости.