Страсть

В последнее время Павла Андреевича радовали венгерские изменения, благодаря которым в газетных киосках появились журналы с фотографиями голых девиц, раньше приходилось довольствоваться польскими, выписывать их или тайком привозить из командировок, но они не шли ни в какое сравнение с тем, что появилось сейчас. Он старался покупать их в разных киосках, чтобы продавцы не запомнили его лицо. Перед самым входом во двор Норы Павел Андреевич остановился, засмотревшись на обложку нового журнала, выставленную за стеклом газетного ларька. Он сунул в окошко двадцать форинтов и ткнул пальцем в то, что хочет купить. Положил журнал в папку и решительно направился к знакомому подъезду.

Дверь долго не открывалась, но он слышал и чувствовал, что с той стороны через глазок на него смотрит Нора. Наконец, ключ повернулся в замке.

— Кого-кого, а тебя я уж точно не ожидала здесь увидеть, — безэмоционально произнесла она. — Почему без цветов и без шампанского?

— Нора, я по делу. Можно войти?

Она замешкалась немного, но всё же отступила в сторону, пропуская гостя внутрь.

— Учти, у меня всё давно умерло, и можешь даже не начинать разговор о том, что любишь, хочешь, мучаешься. Не сработает.

— Не буду. Я по другому вопросу. Ты единственная, к кому я могу с ним обратиться.

Они зашли на кухню. И если запахи в квартире ни о чем не напомнили Павлу Андреевичу, то здесь пахло так же, как и в те дни, когда они были вместе.

— Нора, сваришь мне кофе?

— Сварю, а ты пока начинай.

Она отвернулась, чтобы достать коробочку с полки, халатик приподнялся, оголив её ноги, они практически не изменились, да и фигурка осталась такой же ладненькой, и это несмотря на рождение двух детей. Павел Андреевич не мог оторвать взгляд от Норы, хотелось вскочить, обнять её и не отпускать… Дурак, это нужно было делать раньше. Теперь поздно, да и можно получить сковородой по голове.

— Чего молчишь? — спросила Нора.

— А ты совсем не изменилась…

— Только не начинай. Я пятый год живу одна, могу и не выдержать.

— Так может…

— Павел, заткнись!

Нора резко обернулась, и так посмотрела на него, что отпала всякая охота продолжать эту тему.

— Рассказывай лучше зачем пришёл.

— А у меня дочь в гостях, — он то ли похвастался, то ли попытался оттянуть самое главное.

— Вика? Она уже совсем взрослая, наверное.

— Да. Восемнадцать уже. Красивая такая…

— По вызову приехала?

— Да. Одна осталась. Софа умерла от рака…

— Соболезную. А когда уезжает?

— Завтра провожаю.

— И что потом?

— Ты в курсе, что наши выводят войска?

— Конечно.

Он замялся, подбирая правильные слова.

— В общем, я не хочу уезжать отсюда.

— Что значит «не хочу», ты же офицер, ты присягу давал.

— В гробу я видел эту присягу. Я не хочу отсюда уезжать. Помоги мне.

— Чем же я тебе помогу?

— Мне нужно где-то укрыться на первое время, пока будет продолжаться эвакуация. Дальше я сам.

— И что мне тебя здесь прятать? — возмутилась Нора

— У твоих родителей была дача на Балатоне, помнишь, мы туда ездили?

— Там уже несколько лет никого не было. Я вообще не знаю в каком она состоянии.

— Но ключи же есть? — с надеждой в голосе спросил Павел.

— Ты ставишь меня в неловкое положение. А если темя вычислят? Что будет со мной?

— Кто будет вычислять? Им через несколько дней будет не до меня, и уж тем более не до тебя. Всё утихнет и я попрошу политического убежища.

Он посмотрел на Нору умоляющим взглядом.

— Ладно. Ключ дам, но больше ничего не проси. Приезжать тоже не буду.

— Спасибо тебе. Я знал…

— Что ты можешь знать? — раздражённо отреагировала Нора.

— Прости меня.

— За что прощать? За предательство? За трусость? Или ещё есть за что-то?

Павел сидел понурив голову. Он не хотел вступать в полемику, не хотел больше воспоминаний, он добился своего, и теперь нужно было дождаться ключа и тихонько свалить.

— А Вика знает о твоём решении, — неожиданно спросила Нора.

— Нет. Зачем ей это?

— Да, Паша, ты ни чуть не изменился, как был говном, так говном и остался, — вздохнула она и вышла из кухни, через минуту вернулась с ключами.

— Дорогу помнишь?

— Помню, — он встал, чтобы поцеловать Нору.

— А вот этого не надо, — сказала она, отстраняясь.

— Тогда я пошёл, спасибо. Как всё уляжется, я верну ключи.

Она открыла дверь, и не сказав ни слова, подтолкнула Павла вперёд, чтобы не задерживался. Надоело ей это общение. А он и не собирался затягивать, всё, что хотел получил, а как, не имеет значения.

По пути домой он зашёл в магазин, купил бутылку сливовицы, сыра, колбасы и каких-то конфет, чтобы посидеть вечером с Викой перед завтрашней дорогой, её нужно будет проводить на вокзал, а самому потом незаметно уехать на Балатон, и там затаится. Утром в понедельник все придут на службу, увидят его инсталляцию «пять минут назад вышел» и спохватятся, может быть, только на следующий день, а то и через день, но будет уже поздно. Хорошо, что за всё время службы он так и не обзавёлся солидным хозяйством, весь скарб должен был поместиться в рюкзак и чемодан.

— Вика, я дома, — крикнул Павел Андреевич, войдя в квартиру.

Он прошёлся по комнатам, дочери нигде не было.