Страшный враг

Представлялось, что внизу в полу передней образовался гейзер, и из него фонтаном вылетают слова и брызгают в стороны.

II.

После обеда Фогель не лёг на кушетку, как делал обычно, а ходил по столовой и объяснял жене:

-- Он будет прятать письма и уничтожать их. Заказное письмо обязан передать, но простое уничтожит. Проверить нельзя. Скажет -- пропало. Если кто-нибудь придёт в гости или по делу, он скажет: дома нет. Лавочнику чёрт знает чтС наговорит.

-- Да ты не волнуйся, -- говорила Лидия Александровна, хотя сама волновалась. -- На него можно жаловаться.

-- Кому жаловаться? -- нервно ответил Фогель: -- хозяин где-то разъезжает, а осенью ему три рубля подарил. А если пожаловаться, то ещё хуже. Швейцар, если захочет, то извести может.

Он помолчал и досадливо взглянул на жену:

-- А кто виноват? Кто?

-- Кто? -- спросила жена, чувствуя смутные угрызения совести.

-- Ты, конечно, ты. Ведь ты видела, что это -- развалина, инвалид. Не надо было снимать квартиры.

-- Он вовсе не так стар, -- попробовала защитить себя жена.

-- Не стар. Еле ноги волочит.

-- Ноги у него больные; это не от старости.

-- Шестьдесят лет этой развалине.

-- Ну... и пятидесяти не будет.

-- Пятидесяти не будет? Много ты понимаешь!

-- Может быть, и есть пятьдесят, а только он крепкий. Он может ещё выздороветь, -- утешала Лидия Александровна своего мужа.

Тот беспокойно раздумывал.

-- Лучше всего уладить дело миром, -- сказал он: -- Может быть, он действительно болен.

-- Наверное, -- подхватила жена.

-- Он думает, что я на него кричал. Он не понял меня. Я не кричал, а только сказал ему про Вязигина. Я ему объясню.

-- Конечно, лучше всего ему объяснить.

-- Не спуститься ли к нему, чтС?

-- Это тебе не подобает. Он потеряет уважение. Ты его позови к себе.

-- Удобно ли?

-- Он обязан прийти.

-- ЧтС ж, в самом деле, -- сказал бодро Фогель: -- я плачу за квартиру не хуже других, и мои деньги не фальшивые.

Он быстро пошёл в переднюю, торопясь, чтобы сохранить в себе бодрость, отпер дверь на лестницу и крикнул вниз:

-- Швейцар.

-- А-а-а... -- гулко раздалось по лестнице.

Внизу кто-то тоже гулко ответил:

-- Си-ча-ас...

-- Мои деньги не фальшивые, -- сказал Фогель, возвращаясь в столовую.

-- Только ты помягче, -- посоветовала жена

-- Я не изверг. Я не люблю кричать на прислугу. Но я люблю справедливость.

Дверь в передней стукнула. Фогель твёрдо вышел и увидел жену швейцара.

-- ЧтС угодно? -- спросила она.

-- Мне швейцар нужен, -- ответил Фогель, не ожидавший такого оборота и немного растерявшись.

-- Если сходить туда, то я схожу. У его ноги опухли. Ревматизм.

-- Нет, мне он нужен.

Жена швейцара ушла. У неё был такой вид, как будто это вовсе не она два часа назад гулко кричала на все десять лестниц, выбрасывая фонтан слов, словно гейзер.

-- Я лучше выйду, ты сам ему скажешь, -- проговорила Лидия Александровна и ушла.

Швейцара пришлось ждать долго. Фогель подошёл к двери, тихонько отворил её и с замирающим сердцем прислушивался. Кто-то тяжело, медленно и тихо стоная поднимался, с трудом переставляя ноги. Фогель отшёл от двери и принял небрежный вид.

Швейцар в серых мягких валенках вошёл в переднюю и пожевал сухими губами.

-- Вот чтС, голубчик, -- сказал Фогель: -- я тебя давеча обидел и кричал на тебя. -- Он сделал паузу, и швейцар с трудом перевёл дыхание: -- так и быть, я хозяину жаловаться не буду. Ты человек почтенный, больной, да и я не молод. Что ж нам, старикам, ссориться? -- игриво и деланно-дружелюбно кончил он.

-- Та-ак, -- неопределённо ответил швейцар.

-- Ссориться вообще не для чего, -- продолжал Пётр Алексеевич: -- люди должны жить в мире и согласии, как сказано...

-- Та-ак, -- вздохнул швейцар и повертел шеей.

-- Вот мой старый друг, который приходил ко мне, на меня рассердился. Я понимаю -- он человек учёный, важный, полковник, то есть у него чин полковника, но я ему объясню, и он сердиться не будет. Я уверен, что он не будет.

-- Дело ваше, -- ответил швейцар и простонал так же, как на лестнице.

-- Он рассердился на то, что ему пришлось напрасно в пятый этаж подниматься, сто двенадцать ступеней. Кроме того, он знал, что я всегда бываю дома в это время. Собственно говоря, голубчик, тут твоей вины нет.

-- Нет моей вины. У меня ноги опухли. Еле хожу, -- ответил швейцар.

-- Я и говорю. Тебе, голубчик, лечиться надо. Обязательно надо лечиться.

-- Так-с, -- сказал швейцар и переставил ноги.

-- А то как же? Вот у этого самого моего друга, Вязигина, есть знакомый доктор. Если ему сказать, он даром тебя лечить будет.

Фогель сделал паузу, чтобы дать возможность швейцару поблагодарить. Но тот молчал и наконец, подняв на него свои бесцветные, усталые глаза, спросил:

-- Мне можно идти?

-- Я тебя не задерживаю, -- быстро и внутренне испугавшись, ответил хозяин, так как уловил в голосе гостя прежние нотки раздражения: -- я только говорю, что вины твоей большой нет. Каждый человек может заболеть -- это верно. Но если жить в согласии, никого не обижать, то Бог простит и пошлёт исцеление. Мой друг, полковник Вязигин, он...

-- Отпустите меня, барин, -- жалобно и злобно сказал швейцар и повернулся.