Страшный суд

Сейчас не время уточнять, от какой ракеты класса «земля-воздух» увернулась наша машина, был ли это стингер, а может быть, и некий зингер, значения не имеет… Пристегнутый к сиденью, я повис на мгновение вниз головой, удерживаемый ремнями, а вот не покидавший меня и в вертолете Рахмон ухитрился выскочить из державших его ремней и схлопотал под глаз огромный синячище.

Но с этим мы уже потом разобрались… С земли больше не стреляли, слава Аллаху, и винтокрылый приятель боком скользнул к площадке, оборудованной в центре пограничной заставы.

Бывшей заставы — пришлось уточнить Станиславу Гагарину, когда он ошеломленным взглядом окинул дымящиеся развалины скромных строений.

Застава была разгромлена дотла.

— Они провели артиллерийскую подготовку, — негромким голосом сообщил мне Рахмон, бесстрастно глядевший в сторону Афганистана. — Ударили из-за Пянджа. Сразу разрушили связь, взорвали склад боеприпасов, изолировали пограничников от соседей. Потом атаковали из-за границы и с севера…

— Сколько? — отрывисто перебил я таджика, и тот понял меня.

— Двадцать пять человек, — просто ответил Рахмон и после паузы добавил, скорее для дополнительной информации, нежели намекая на некую компенсацию: — С ихней стороны в четыре раза больше…

Я оглянулся. Поражала пустынность окружающей обстановки. Еще недавно здесь обитало пять десятков молодых и здоровых парней, жизнь которых была строго выверена и подчинена режиму пограничной заставы, где новые сутки службы начинались с тринадцати часов и текли размеренно и логично, где смысл жизни каждого определялся высокими словами: «Приказываю выступить на охрану Государственной границы Союза Советских Социалистических Республик…»

Но какую границу защищали нынешние ратники в зеленых фуражках, за что отдали жизни эти российские парни, ведь наша поруганная и униженная Россия не имеет общих границ с Афганистаном…

«Интересно, — подумал я, — как теперь напутствуют русских пограничников, заступающих в наряд? Вернусь в Москву — позвоню Геннадию Ананьеву».

— Полковник из Душанбе командует, — возвратил меня в нынешний день Рахмон. — Серьезный мужчина, хотя и молодой… Эвакуировал оставшихся в живых и занял участок границы собственными парнями. Хотел нанести упреждающий удар, да московские генералы не разрешили.

«Знаем мы этих московских, — с внезапно возникшим раздражением подумал я. — Один мой относительно недавний кореш чего стоит, собутыльник самого, обличенная во власовский мундир особа, приближенная, так сказать, к императору. А ведь я с этим дубоватым козлом договор о творческом содружестве подписывал… Тьфу!»

Я поворотился в сердцах, чтобы и в самом деле сплюнуть, и тут увидел, как мчится в нашу сторону боевая машина пехоты.

— Душанбинский полковник, — сказал Рахмон.

Бээмпешка лихо развернулась у вертолета, доставившего нас на разоренную заставу, с машины соскочил подтянутый и строгий полковник, которому явно не хватало до тридцати лет направился ко мне, упруго припадая при каждом движении к земле, будто двигался уссурийский тигр, вставший на задние лапы, но с подчеркнутой уверенностью отличного строевика, знающего толк в военной выправке.

Я невольно залюбовался полковником, который казался человеком из местных, но черты европейского облика в нем присутствовали тоже.

Не дойдя пяти шагов, он броско взял под козырек и четко доложил:

— Охрана границы восстановлена, меры по усилению приняты, восстановительные работы начнутся с подходом саперной роты, спустя тридцать минут. Двести первая дивизия поднята по боевой тревоге и развертывает глубоко эшелонированное прикрытие позиций Московского погранотряда.

Окончив доклад, симпатичный парень приблизился вплотную, пожал мою руку, которую я протянул ему, и представился:

— Полковник Темучинов! Здравствуйте, товарищ Гагарин!

— Опаздываете, полковник, — сказал я ему, входя в роль, ведь не просто наблюдателем меня перебросили сюда, на Крышу Мира, со старых и добрых Карпатских гор. Видимо, необходимо разобраться в ситуации и принять некие решения. По крайней мере, сделать предположение о случившемся и затеять разумные вариации, отталкиваясь от собственных суждений.

— Неужели разведка не сообщила о намерениях сопредельной стороны?

— Еще как сообщила! — воскликнул полковник. — Только не было команды из Москвы, хотя Москве оперативная обстановка докладывалась ежечасно. Никто не рискует брать ответственность на себя, товарищ Гагарин.

— Как вас зовут, полковник?

Мне почему-то не хотелось повторять в разговоре его армейское звание, хотя он ловко смотрелся в десантном кепаре с длинным козырьком и пятнистом комбинезоне, брючины которого были аккуратно заправлены в высокие шнурованные ботинки.

— Чингизом меня зовут, — обыденно ответил новый знакомец в камуфлированной одежде. — По отчеству не обязательно…

— Вы из таджикской национальной армии? — спросил я.