Страшный суд

— Безусловно. Не умею писать иначе. В каждой строчке моих сочинений содержится стремление сообщить нечто новое, о чем читатель никогда прежде не слыхал, никогда раньше не догадывался. Только на подобного рода сочинения имеет право Мастер! Быть же рядовым подмастерьем или, тем более, строчкогоном-ремесленником, пресловутым волкогоном конъюнктуры не желаю.

А как иначе?! Зачем становиться писателем, если тебе не о чем рассказать людям?! Я попросту обязан уметь и знать больше, нежели остальные. Другого не дано!

И как могут так называемые творцы пресмыкаться перед властями предержащими, тем более, когда власть сия антинародная и глубоко безнравственная?! Тут тебя не спасет и то обстоятельство, что помещение, в котором ты занимался — или занималась! — духовным стриптизом, где состоялась групповая акция эксгибиционизма, носит имя великого музыканта. Какая мерзость!

— Полностью с вами согласен, хотя Смутное Время — эпоха посредственностей, извращенцев всех мастей и бездарных — пришмандовок, увы… Ну, а третий роман?

— Называется он «Страшный Суд» и завершает трилогию «Вожди, пророки и Станислав Гагарин». Когда работал над первым романом — «Вторжение», в котором главным действующим лицом обозначен товарищ Сталин, я не думал ни о каких продолжениях, представьте себе… Стремление продолжать эпопею Смутного Времени обусловлено и предопределено логикой развернувшихся в наши дни событий.

Странные, мягко говоря, дни августа 1991 года, столбняк, парализовавший нас в результате беловежского сговора зловещего триумвирата, стремительное превращение России в безответную служанку Мирового Капитала, обвальное обнищание русского народа, который во все века цементировал собою Великую Державу, катастрофическое вымирание населения республики — такие государственные, тектонического масштаба разломы не могли не отразиться на моем творческом восприятии.

— В ваших последних романах, Станислав Семенович, глобально и с размахом действуют не только национальные герои, но и сами боги — боги вселенского добра, которых автор называет Зодчими Мира, им противостоят космические Конструкторы Зла с их агентами влияния — отвратительными ломехузами.

Подобный расклад мы наблюдаем только у одного писателя всех времен и народов. Это Гомер с его великими «Илиадой» и «Одиссеей»! Как вы относитесь к титулу — Гомер Двадцатого века?

— Отрицательно… Есть, знаете ли, в человеческом житейском обиходе неизгладимое стремление обязательно кого-то с кем-то сравнивать!

Я понимаю, сравнение — один из важных методов познания, но в собственной практике обхожусь без оного… Кстати, и товарищ Сталин любил повторять, что сравнение всегда страдает. И действительно, как можно сочетать, скажем Диккенса с Достоевским, а Джека Лондона с Андреем Платоновым, хотя досужие литературоведы могут обнаружить некое сходство между сказочником Бажовым и романтиком революции Гайдаром. Не путать с экс-премьером!

Есть писатель Станислав Гагарин. Это уже некая литературная и историческая данность, существующая независимо от того, как к моему творчеству относится Иван Шевцов или Татьяна Иванова, Вадим Кожинов или Ольга Кучкина.

Одинокий Моряк в принципе против кличек, ярлыков и псевдонимов чужих фамилий в литературе. Если я родился Гагариным, чего ради я буду подписываться под собственными опусами Абрамом Терцем или Сведенборгом, Панасом Драченко или наоборот? В любом псевдониме, а слово сие переводится, как «ложное, фальшивое имя», есть нечто безнравственное, блатное, криминальное, что ли…

Хотя, не скрою, мне было приятно узнать, что критик Анатолий Ланщиков называет меня русским модернистом Двадцать первого века. Но приятность шла не от самой кликухи, а от того, что Анатолий Петрович ухватил суть моего сочинительства, я ведь и сам полагал себя таковым, а выразить сие литературоведческим термином не сподобился…

— Значит, «Страшный Суд» состоит из двух книг?

— Первая называется «Гитлер в нашем доме» и рассказывает о гипотетической Гражданской масштабной, региональная уже идет, войне в России. Главным героем этой части «Суда» является Адольф Алоисович Гитлер. Он прибывает с Того Света и пытается помочь русским людям в их борьбе с ломехузами, дабы искупить вину перед Россией.

Видите ли, те, кто побывал на Том Свете, становятся иными существами… Хочу сразу признать: писать о Гитлере, ой как нелегко. При всем несомненном и неоспоримом злодейском ореоле, который окружает эту незаурядную личность, о Гитлере нельзя говорить и писать однозначно.

Советский читатель знает только одного Гитлера — бесноватого параноика, ставшего виновником катастрофических разрушений, гибели двадцати миллионов соотечественников.

А как отнестись к тому факту, что о Гитлере написано свыше пятидесяти тысяч книг? По числу научных исследований о нем фюрер занимает первое место в мире после Иисуса Христа.