Страшный суд

По легкому акценту я понял, что обращается ко мне таджик, им русская речь давалась легко, талантливый народ, не случайно зовут их арийцами Востока.

Но и таджики бывают разными…

— Пароль — Вторжение, — уже другим тоном произнес вдруг человек с автоматом. — Отзыв — Вечный Жид! Вас ищет партайгеноссе…

Тут он запнулся и выдал такого матюка, что некая сила рывком поставила меня на ноги, и я шагнул к встрепенувшемуся таджику, не снимая, тем не менее, пальца со спускового крючка.

— Салам алейкум, — сказал я. — Вы что: начать лесные призывы не могли с этих последних слов? А то: ау, ау… Здравствуйте! Кому я понадобился здесь?

— Алейкум салам, товарищ Гагарин… Меня зовут Рахмоном. Большая банда прорвалась через Пяндж из-за кордона и осадила пограничную заставу, — скороговоркой сообщил мне посланец. — А из горного ущелья Комарово вырвалась вооруженная группировка Резвона, она движется к границе с севера. Пограничников мало… Погибнут парни…

— А что же двести первая дивизия? — спросил я. — Какого хрена выжидает!?

— Послали запрос в Верховный Совет России…

— А скорый на указы президент? Ведь он главный командир, и существует именно для таких оперативных целей… Что министр обороны?

Рахмон неопределенно пожал плечами.

— Козлы! — в сердцах произнес Станислав Гагарин. — Где транспорт?

— Вертолет ожидает тремястами метрами ниже, — ответил таджик.

XII

До того, как очутиться вдруг в горном лесу, покрывшем одну из долин Памира, Станислав Гагарин предпринял попытку установить отношения с газетой «Правда», памятуя о той вспышке активности и интереса к его роману «Вторжение», которую вызвала публикация в «Советской России» его беседы с Димой Королевым, они назвали сей материал — «Сталин в Смутном Времени».

За месяц, а интервью Валентин Чикин напечатал 8 мая 1993 года, пришло свыше пяти тысяч писем читателей с просьбой прислать роман «Вторжение», а также все, что успел издать Станислав Гагарин.

Геннадий Иванович Дурандин спешным порядком организовал отправку книг — и дело пошло.

Я, тем временем, продолжал сочетать бурную издательскую деятельность с работой над романом «Страшный Суд», всё более с некоей жутковиной и фатальным страхом убеждаясь в том, что предсказанное мною в романе немедленно, через две-три недели, сбывается в реальном мире. Так я угадал с донецкой забастовкой, напророчил с Черноморским флотом, с летчиками, продавшимися за зеленые баксы, а также в дюжине более мелких событий, развивавшихся почти так, как изложил Папа Стив в сюжетном хитросплетенье.

Готовясь идти к правдинскому главреду Селезневу, я созвонился с замом его Ильиным и в обычном скоростном темпе изготовил интервью, которое якобы провел со мною Кожевников, редактор «Русского пульса».

Мне не привыкать писать о себе самому… За Диму пишу, за Галину Попову, теперь вот за Владимира Николаевича написал, второй раз, кстати. Недавняя моя беседа с ним уже опубликована в двенадцатом номере «Русского пульса».

Так вот, накидал я текст беседы, назвал его, чтоб ошеломить читателя, «Гитлер в нашем доме», поставил рубрику «Гомер среди нас» — а фули!? Пусть правдисты попробуют проглотить! — и понес в такое знакомое здание на знакомой улице, носящей имя газеты.

Было это вроде бы восьмого июля, в четверг, я еще ведь и крупную денежку внес в фонд поддержки «Правды», а спустя два дня, в субботу утром меня осенило, родилась некая философская система, к которой шел всю жизнь и которую назвал теперь философией порядка.

Но об этом позднее, хотя именно сегодня утром, а строки эти я пишу уже вечером, около двадцати одного часа, девятнадцатого июля, написал я конспективное изложение собственного учения, которое оформил пока в виде статьи «Наши задачи».

Но я отвлекся… Что же говорилось в материале, который отнес в «Правду» с подзаголовком «Репортаж из кабинета писателя»?

После выражения «Гитлер в нашем доме», вынесенного в название, мой интервьюер, то бишь, фактически я сам, рассказывает:

Именно эти, прямо скажем, не только интригующие, но и обескураживающие слова, увидел я на переплете кожаной папки, куда Станислав Гагарин бережно укладывал перечитанные уже страницы.

— Новый роман? — с неподдельным и живым интересом спросил я широко известного в Державе летописца Смутного Времени, основателя книгоиздательского предприятия «Товарищество Станислава Гагарина».

— Третий в серии — и последний, — вздохнул русский писатель, человек незаурядной судьбы, штурман дальнего плаванья и ученый правовед, яркий публицист и почетный морской пехотинец Черноморского флота. — Вот закончу роман «Страшный Суд», первая книга которого называется «Гитлер в нашем доме», объемную трилогию-эпопею «Вожди, пророки и Станислав Гагарин» и с литературой для взрослых завязываю. Начну придумывать сказки для детей.

Хозяин кабинета горько усмехнулся и добавил:

— Если будет для кого… Если русские женщины не перестанут рожать ребятишек.

— Надо уповать на перемены к лучшему в нашей жизни, — осторожно заметил я.