Страшно только в первый раз

– Пьяная скотина, ты что себе позволяешь? – он схватил Лунегова за лацканы рубашки, при этом ножницы отлетели в дальний угол комнаты. – А если сейчас новый труп, как ты будешь работать?

– Я здесь вообще-то… отдыхаю, а не… работаю, – с трудом сформулировал ответ патологоанатом, тщетно пытаясь вырваться из цепких рук сыщика. – Если ты… забыл, то я напомню… И, думаю, я свое уже… отработал.

Уловив сильный коньячный дух, Петр понял, что ему представился шанс узнать все и сразу. И грех этим шансом не воспользоваться.

Бросив почти не сопротивлявшегося Лунегова на диван, он подошел к двери и запер ее на шпингалет. Бард попытался встретить противника мощным апперкотом в челюсть, но из-за обилия выпитого удар не получился. Более того, Фролову удалось перехватить запястье и заломить Барду руку за спину.

Патологоанатом взвыл от боли:

– Что тебе надо от меня? Отпусти, сука! Я тебя… нашатырем, можно сказать, с того света, а ты…

Петр продолжал выкручивать руку противника, казалось, еще немного, и раздастся треск рвущихся сухожилий и связок.

– Говори, что вы на пару с Буйкевичем сотворили с Ингой на прошлогоднем празднике! Почему ее трусики утром оказались у него в кармане пиджака? Говори!

– Хорошо, я все скажу, только отпусти, руку сломаешь!

Спустя минуту Макс сидел напротив Фролова и, преодолевая икоту, сбивчиво рассказывал:

– Надо было сразу расколоться, но… мне казалось, он не мог убить ее, он не способен на убийство в принципе. Сейчас я не знаю… Я не хотел ехать в прошлый раз сюда… Словно чувствовал, что добром это не кончится. Он поставил условие, что скостит мне половину долга, если я растворю одну таблетку в шампанском и дам выпить Инге. А потом, когда она уснет, открою ему дверь и… не буду мешать.

– Ну, ты и гниль, Лунегов, – вырвалось у Петра.

– Знаю, – кивнул собеседник, при этом в глазах его Петр разглядел слезы. – И как-то живу с этим. Сам удивляюсь.

– Что Инга затеяла в эту ночь?

– Не знаю… Догадывался, что затеяла, но… Она меня стала игнорировать. Я для нее перестал существовать, стал пустым местом.

– Здесь я полностью ее поддерживаю.

– Но я же не знал, что он заберет ее трусы с собой! – выкрикнул Макс и, уронив голову на руки, разрыдался.

Петру сначала показалось, что он ослышался.

– Тебя только это гложет? Ты, дерьмо, продал ее за половину долга этому паскуднику и сожалеешь только о том, что он без твоего ведома взял ее трусы и положил себе в карман?! Кто ты после этого?

– Ну, врежь мне, – Лунегов подставил свое раскрасневшееся, залитое слезами лицо. – Отведи душу, я не буду отворачиваться.

– Не скрою, очень хочется, – Петр выдержал паузу, во время которой ему показалось, что слышит стук не только собственного, но и его сердца. Потом спокойно произнес: – Но чувство брезгливости, знаешь ли, перевешивает.

С этими словами он поднялся и вышел из комнаты.

Голос сквозь помехи

В коридоре взглянул на часы – стрелки показывали десять. За каких-то полчаса ситуация перевернулась с ног на голову. Теперь у него уже нет пакета с уликами, никто не поверит, что он когда-либо их видел, тем более – держал в руках. И мотив преступления вырисовывался по-другому, и круг подозреваемых расширился.

Сейчас главное – попытаться представить себя на месте Инги, обнаружившей год спустя, что ее просто… изнасиловал Буйкевич. Воспользовался ее бессильным состоянием, вызванным приемом неизвестного препарата. Мало того что изнасиловал – он своровал ее трусики, положив их на следующий день в нагрудный карман пиджака. И в таком виде предстал перед коллегами. Получая от этого, видимо, особенный кайф, ни с чем не сравнимый.

Если добавить ко всему перечисленному еще пикантное заболевание, которым он наградил Ревенчук, то поводов для возмездия более чем достаточно.

Олеся Пресницкая ждала его, просматривая на ноутбуке Сбитнева запись прошлогоднего праздника.

– Я бы тоже хотела получить эту запись, – мечтательно произнесла она, когда Петр уселся рядом. – Хотя бы как память об Инге.

Петр вспомнил про подарок Сбитнева, сделанный ему пару часов назад, когда они с ним не были еще в состоянии жесткой конфронтации. Все-таки Олеся первой указала сыщику на то, что на записи в кармане Буйкевича не платок, а совсем другое. И неизвестно, догадался бы он самостоятельно об этой подмене или нет.

Сыщик поднялся и торжественно достал из кармана переданный ему Сбитневым носитель.

– Совершенно случайно у меня оказалась флешка с записью того самого праздника. Ее Антон сбросил для меня. Я с удовольствием вручаю ее вам. Ибо благодаря вашей женской интуиции наше общее следствие продвинулось далеко вперед.

– Ой, спасибо, – принимая подарок, Олеся несколько покраснела. Потом указала на ноутбук. – С вашего позволения, я взгляну, что там записано. А то мало ли…

Петр постарался не выказывать возникшее у него раздражение: ей дарят, а она еще дареному коню в зубы смотрит! Не доверяет, видите ли!

– Конечно-конечно. Я и сам, честно признаться, еще не просматривал, что там.