Страшно только в первый раз

Сыщик сплюнул в сердцах: у всех – самолюбие… И только у Петра его как бы нет. Он должен находить общий язык с любым обитателем турбазы, хочется ему это делать или нет. Ничего, он докопается.

Сидя за ноутбуком, Петр хотел набрать на смартфоне номер Антона, но передумал. Они не очень хорошо закончили разговор в прошлый раз. Лучше, чтобы первым позвонил уролог.

Сыщик взглянул на часы. После разговора со Сбитневым прошло не более получаса. В принципе, время еще есть.

Статью, о которой говорил Чагин, Петр нашел в Сети довольно быстро. В ней рассказывалось о том, как в тысяча девятьсот восьмидесятом году во время приема в октябрята в одной из школ города десятиклассник так неосторожно приколол звездочку к груди девочки, что подцепил кожу. От резкой боли девочка чуть не потеряла сознание.

В школу были вызваны родители незадачливого десятиклассника, разразился скандал, замять который удалось с трудом. Были принесены извинения, никаких физических последствий для девочки данный инцидент не имел. Корреспондент газеты прозрачно намекал на то, что имя октябренка, как и все, что связано со значками, теперь всегда для девочки будет ассоциироваться с болью. Предстояла сложная психотерапевтическая работа.

Петр записал в блокнот фамилию автора статьи, прекрасно понимая, что имена и фамилии непосредственных участников инцидента, как и номер школы, наверняка изменены.

По мнению Чагина, существовала определенная связь между тем, что описано в статье, и убийством, случившимся в «Макарьеве». После прочтения статьи Петр не был в этом уверен, но какого-то иного объяснения изуверству, которому после смерти подвергся труп Инги, сыщик найти не мог. Как ни старался. Если попытаться развить мысль Чагина дальше, то либо родители Ревенчук, либо какие-то другие родственники имели отношение к тому незадачливому десятикласснику. А тот, кто убил Ингу, – скорее всего, потомок бедной девочки. Не исключено, кстати, что это сама девочка, решившая, что принесенных в детстве извинений недостаточно. С возрастом обида оформилась в скрытую бредовую идею мщения.

Если прикинуть возраст приема в октябрята, количество пролетевших с тех пор лет, то бедняжке сейчас должно быть где-то под пятьдесят. Версия: она явилась ночью на турбазу, укокошила Ревенчук, надругалась над ней. Потом бесследно исчезла.

Если в этом ключе рассматривать обитателей турбазы, то идеально на эту роль подходила Хозяйка. По возрастному критерию, разумеется. Иных признаков принадлежности к тому делу у Петра не было. До приезда Чагина, во всяком случае.

Информация, пришедшая от одноклассника, словно токсин столбняка, обездвиживала, лишала маневра. Если причина убийства Инги Ревенчук скрывалась в событиях почти сорокалетней давности, зачем тогда он ищет мотивы в том, что случилось на прошлогоднем празднике?

Связь прошлого с настоящим

Петр уже хотел идти курить, но потом подумал, что курево в данной ситуации – малодушие и слабость. Надо продолжать двигаться тем путем, который выбрал. До конца!

Он вновь открыл видеофайл прошлогоднего праздника. Особенно его интересовало утро следующего дня. Когда Инга словно что-то потеряла, когда была сама не своя. Увидев ее, он поймал себя на мысли, что своим поведением, отключенностью от сиюминутных забот и проблем, какой-то эмоциональной заторможенностью Ревенчук образца прошлогоднего праздника напоминает кое-кого из сегодняшних героев. А именно – Стаса Буйкевича.

Он с утра ходил таким же заторможенным, озабоченным, отвечал невпопад, думал о своем. Значит ли это, что прошлой ночью с ним могло случиться то же самое, что с Ингой, в ту злополучную прошлогоднюю ночь?

Внезапно возникшая иллюзорная параллель, словно электрическая дуга, зависла перед глазами сыщика, соединяя прошлое с настоящим. Если он прав и подобная параллель имеет право на существование, то целью затеянной Ревенчук мести был именно Буйкевич.

Он снова и снова просматривал видео, то останавливая кадр, то отматывая назад. И так увлекся, что не заметил, как в комнату вошла Олеся Пресницкая. Когда перед его носом нарисовалась ее рука с вытянутым указательным пальцем, Петр невольно вздрогнул.

– Стоп-кадр! – приказала женщина таким категоричным голосом, что доктор не посмел ослушаться и повиновался. – Чуть назад… Еще…

Когда на мониторе застыл во всей красе улыбающийся Стас Буйкевич в светлом костюме и клетчатой рубахе, палец Олеси уперся в то, что торчало из кармана его пиджака.

– Вы думаете, это носовой платок?

– Признаться, думал – да, – смущенный натиском, промямлил сыщик, рассматривая нежную ткань бежевого цвета, – но после вашего вмешательства засомневался. Что это, по-вашему?

– Это, пардон, женское нижнее белье, – констатировала Пресницкая. – Конкретно – трусики. Мне жутко неудобно, но раз у нас три трупа, о деликатностях приходится забыть. Этот гад, оказывается, засунул в карман трусы своей очередной пассии и выпендривался все утро. А мы спьяну-то и не замечали, не до этого было. Вот сволочь!