Страшно ли мне?

Приходят соседи. Обнимают меня. Треплют по плечу.

«Помнишь, как мы с тобой ходили…»

«Помнишь, как ты побежал за мной…»

Все что-то вспоминают. Истории, которые я впервые слышу. А я в них, оказывается, участвовал. Больше уже точно не буду. Сколько лжи в этих воспоминаниях. Что сделали люди со своей памятью? Неужели все так просто? Сегодня это черное, а это белое, а завтра — наоборот, белое станет черным, а черное белым. Сколько еще раз эти два цвета поменяются местами?

Я устал. Очень хочется забраться на печь. Но не могу. Помощи не попрошу, а то мама снова ударится в слезы, а я их не переношу.

«Чем теперь займешься?» — спрашивают сестры и при этом ведут себя так, словно от моего ответа зависит их жизнь.

«Не знаю. Для начала хотел бы сходить к ручью».

Ручей, он всегда был моим убежищем. Моим утешением. Моей тайной. Моей исповедальней. Местом моей, только моей встречи с отцом. Моей долгой историей.

И теперь я все это потерял. Никогда больше я не смогу прийти туда один. Туда, где мне всегда на мгновение открывалась жизнь.

*

Заседание, заседание, еще одно заседание. Занятия и опять занятия. До чего же некоторые тупы! Как будто во время войны разучились думать своей головой. Но никак не хотят понять, что время сейчас крайне серьезное. Что все это только действительно начинается. Не знаю, я что я-то вообще делаю в этом Отделе по защите народа? ОЗНА[12]. Пусть меня, наконец, оставят в покое. Я так хочу учиться. Но меня ждет новое задание.

На улицах Любляны все еще царит веселье. И спокойствие. Не знаю, о чем думает большинство горожан. Столько вчерашних бойцов все еще носят оружие. Иногда они ведут себя, как настоящие дикари. Думают, им все можно. Что хотят, то и делают. Без извинений. Без объяснений. Все вдруг стали великими победителями. Не знаю, ждут что ли, что их всех Тито объявит народными героями.

Мы с Анчкой все еще спим практически на голом полу. Обещанных матрацев нет, как нет. Вчера она чуть ли не с дракой получила посылку из Красного Креста. Мы с ней заварили чай, грызли что-то, похожее на печенье, и смеялись.

«Сегодня я его встретила у почты. Бродит, как в воду опущенный. Он в партизанах женился на Штефке, но при этом никто не знал, что первая жена всю войну ждала его в Любляне. У них уже двое детей. Штефка при всех на партсобрании дала ему пощечину и ушла. Цирил ему пригрозил, что исключат из партии».

«И мне тоже расскажите. Душа просит веселья».

Тоне приползает из соседней комнаты, точнее, зала, замерзший, закутанный в одеяло.

«Меняем твои новости на наши. Сначала ты. Ты же намного ближе к кормушке, чем мы».

«Ничего хорошего. Все на нервах из-за выборов и из-за этих, которых англичане отправляют обратно»[13].

«Брось. Хорошие новости. Прекрасные новости. Если мы уже дошли до выборов, значит, движемся вперед», — останавливаю его.

На самом деле я озабочена. Мы все озабочены. Потихоньку интересуемся, кто есть кто, что планируется, что произойдет через год. Не все.

Надеемся на счастливый конец. Или начало? Новая жизнь.

«Еще чайку, пожалуйста».

Счастье мы пока отложили на будущее.

*

После торжественного прибытия в Любляну меня повезли в какой-то замок недалеко от города.

Я видел ее всего минуту. Мне не давали передышки. Мы с ней быстро обнялись.

«Завтра увидимся, хорошо?»

«Где тебя найти? Я не знаю. Матия будет знать. Наверное».

Потом она тихо ушла с Марией и ее братом. Я смотрел вслед и чуть не плакал. Вспомнил наши ночи в лесу, полные планов и счастья. Забавно, что я теперь так думаю. Нет, правда. Ночи, исполненные безмятежности. Теперь, когда я оглядываюсь назад. Мария, когда поезд только подходил к Любляне, еще в вагоне повязала на голову платок и нацепила очки, чтобы ее не узнали. Она еще в Белграде устала от всех этих словенских подхалимов. С тех пор, как они с Марко вместе. То ли еще будет здесь. Про обещанную красную юбку я не забыл.

Любляна. У меня ощущение, что никто не знает, что со мной делать. Постоянно что-то придумывают, предлагают что-то новое. Последняя выходка — назначить меня начальником тюрем. Шутка, которая граничит с извращением. Я отправился к Янезу. Он занимает высокий пост. Как и я, он школы не окончил.

«Вот ненормальный. Соглашайся, конечно».

Потом мы с ним напились. Янез вызвал бойца и отправил его на армейской машине за Иваном и Владо. В партизанах оба были задиристыми и отчаянными. Как и я. И Янез тоже. Но все остались целы. Несчастный солдатик, которого Янез буквально вытащил из постели, должен был возить нас по Любляне. Ночью город прекрасен. Особенно отсюда, с вершины замкового холма.

«Теперь она наша, Любляна», — говорит Владо.

Мы киваем.

Солдат везет нас в замок, где мы четверо разместились.

«Трамвай!» — вопит Янез.

«Остановись и подожди нас», — приказывает он растерянному бойцу.

«Трамвай», — повторяет Владо и спрашивает Ивана: «Умеешь его водить?»

«Конечно».

Сидим в трамвае и поем. Трамвай едет все быстрее. Иван громко зовет на помощь. На самом деле он не имеет ни малейшего представления, как с этим видом транспорта управляться. Не понимает, как ему вообще удалось разогнать эту штуку.