Студентка-Медея: Заплакала тут я – Ясон спросил, о чём я плачу. «Как о чём? Ты обещал когда-то возвысить наших сыновей, теперь же обрекаешь на вечные скитанья! О если б мог ты детей с собой оставить!» Эта мысль понравилась Ясону. Он обещал уговорить Креонта и царевну, развеселился даже.
Медея: И поняла тогда я, что дети были дороги ему. Так дороги, что их потеря стала б для него ужаснейшим несчастьем.
Студентка-Медея: Приняв весёлый вид, тогда такую роль тут разыграла: в знак примирения хочу я-де отправить с детьми царевне чудные дары, они достались от Гелиоса, деда моего, – то пеплос дивный и золотая диадема.
Медея: Ясон приятно удивлён был, говорил, что зря я расстаюсь с богатствами такими: они же мне в дороге пригодятся. (
Студентка-Медея: Царевна даров таких не ожидала, сначала не хотела принимать, но вид детей её одушевил, она наряд отравленный надела… И вдруг венец златой на волосах объялся пламенем, сорвать его нельзя – прирос он к телу, уже лица не видно, только кровь, одежда вся в огне, и мясо от костей уж стало отрываться…
Медея: Вошёл тут царь Креонт, увидел свою дочь погибшую и бросился, рыдая, чтобы её оплакать, но только прикоснулся к ней, как труп царевны, точно плющ, обвил царя, и началась борьба ужасная. Креонт подняться хочет, а мертвец его к себе влечёт, царь рвётся прочь, но только от себя куски и клочья мяса отрывает. Вот гаснет, гаснет царь, и дух свой испустил. Погас Креонта род. Свершилось.
Студентка-Медея: То первый акт был мести. Для истинной любви никто не страшен. Безмерно я любила, так неужто вражда моя теперь предел узнает?!
Медея: Я всё разворочу и опрокину, и ярость мщенья не утихнет в душе моей. В одном лишь я найду покой – когда с собою всё, всё в пропасть увлеку. Пусть гибну, но разрушу всё, пусть всё со мной погибнет.
Студентка-Медея: Дерзостный нрав мой кормилице хорошо был известен. Она давно уж боялась, чтобы не навредила я близким. Детям моим говорила: «Душа матери вашей охвачена гневом, дика и горда, и пощады не знает, бегите подальше от злобы её раскалённой, бегите!»
Медея: И прятались дети, не зная, какая ужасная мука глодала мне сердце. О горе! Вы, дети… О будьте вы прокляты вместе с отцом! На милые лица гляжу я, на нежные щёки, глаза и улыбки – а вижу его… А-а-а! Что задумала я?! (
Студентка-Медея: Вот только… Ясону я не отомстила. Неужли не найду решимости? Свой план забыла?! Иль рождена со слабым сердцем я?! Ну нет, моя рука не дрогнет, не видать врагам моих детей. Теперь я знаю…
Медея: Детей нашла, они уйти хотели, но я их привлекла и стала целовать лицо и руки, порывисты мои движенья были и судорожны, плохо я владела собой… «Дети, дети, – шептала я, – о сладкие объятья и уст отрадное дыханье… Ваше счастье украдено отцом…»
Студентка-Медея: Глядеть на них – такая мука. Раздавлена любовью я своей и ненавистью. Только гнев сильней. О смерть, приди, возьми меня, я ненавижу жизнь, о развяжи её узлы скорее!
Медея: Если кто из богов и слушал бессвязные те речи, то вряд ли мог понять, чего хочу я. Да, я хотела саморазрушенья, желала упасть в ту бездну, откуда нет возврата. Желанье мести, исступленье гнева такую силу дали, что уничтожили любовь, и даже к детям.
Студентка-Медея: Нет, это всё любовь! Сильней всего на свете я любила Ясона, героя своего, весь мир была готова к ногам его сложить, чтоб счастье длилось вечно. И муки совести не истерзали сердце моё – о нет, но каждое мгновенье, что видела Ясона, было счастьем. Делить с ним ложе, быть женой покорной, участвовать во всех делах его и думах, дышать одним дыханьем – вот блаженство. Киприда златая, благодарю тебя за десять сладких лет, прелестная богиня.
Медея: Когда Ясон меня отверг, хоть страшной клятвой был со мною связан, то дико я глядела, не понимая, что случилось. Отчаянье и слёзы, обида, крики, боль и униженье – всё испытала я. Эрот свирепый, зачем моё ты сердце уколол, чтоб так страдала я? Пусть никогда Киприды ужасной не чувствую я больше в сердце, отвергаю грозный и яростный дар Афродиты!
Студентка-Медея (