Отвык, отвык Иван Иванович видеть народ вблизи. И не доставило ему радости это общение. Народ оказался не только убог внешне, но и груб духовно. Многие, к кому обращался Иван Иванович лично, обращался ласково, как к родным чадам своим, отвечали ему грязной площадной бранью. Один мужик так тот даже послал в известный адрес. Вслед Ивану Ивановичу несмолкаемым потоком неслись оскорбления. Слышал он, как неблагодарный народ величает его вором и наглой мордой. Слышал, и дивился сему.
Недоумевал Иван Иванович – отчего же так происходит? Разве делает он что-то необычное? Разве не во всем берет пример с верховного властителя? Но почему того-то, верховного, везде встречают как отца родного, со слезами, коленопреклонением и лобзанием дланей, а в него за малым не плюют? За разъяснениями обратился он к Валере, который сопровождал шефа в этой нелегкой вылазке. Валера был смышленым малым, он единственный из всех сотрудников администрации честно получил диплом о высшем образовании, а не купил его в подземном переходе. В ответ на прозвучавший вопрос Валера наклонился к уху начальника, и какое-то время шептал ему что-то. Когда же он закончил, Иван Иванович ощутил себя так, будто достиг просветления.
– Неужели там все подставные? – изумился он. – И народ тоже?
– Народ в первую очередь, – заверил его Валера. – Вы же сами этот народ видите. Этому народу на большой дороге место. Одни злодеи. Разве можно таких извергов к первому лицу подпускать? Или ко второму? Или к третьему? Нет уж – лица отдельно, а народ отдельно. Так уж оно у нас исстари заведено.
– Да, – согласился Иван Иванович. – Народец, конечно, подкачал. Отсталый у нас народец, темный. Ну да ничего. Мы его воспитаем. Все смутьянство из него выбьем. Даст бог, не нам, так внукам нашим достанется правильный, послушный народ.
Чем дольше общался Иван Иванович с электоратом, тем в большее впадал уныние. Решительно никто не любил его, и не желал участвовать в его митинге. Вконец отчаявшись, сунулся он к всегдашним своим сторонникам, к неприхотливой опоре своего трона – пенсионерам. Тех он отыскал на привычном месте – возле помойки вблизи супермаркета, где престарелый электорат выуживал из мятых железных баков просроченную кормежку.
Но общение сразу не заладилось. В старух будто вселился сонм бесов. Едва увидев мэра, обрушились они на него с необоснованной критикой и вульгарными оскорблениями.
– Ты почто баню присвоил, ирод? – орали старухи, скаля на Ивана Ивановича вставные зубы. – Нам мыться где, а? Устроил там вертеп, блядей навел.
– Бабушки, бабушки, вы все не так поняли, – пытался разъяснить ситуацию мэр. – Ничего я не присваивал. И прекратите уже обзывать непотребными словами сотрудниц администрации.
– У нас в доме крыша третий год течет! – хрипло возмущалась какая-то старушенция, грозно замахиваясь на мэра костылем.
– У нас во дворе еще прошлым летом все канализационные люки украли, – орала другая бабка. – Теперь ходить боимся, как бы туда не провалиться. Когда вы новые поставите?
Иван Иванович понял, что старушки политически неграмотны, и не понимают всей сложности международной ситуации. Он счел своим священным долгом просветить их по данному вопросу. Иван Иванович стал с чувством рассказывать о вражеских ракетах у границ Родны, о танковых клиньях на рубежах отчизны. Он говорил о сонмищах врагов, внутренних и внешних, черными воронами кружащих над единственным оплотом добра и света. Тут Иван Иванович затронул животрепещущую и насущную тему – он повел речь о поругании коллективным западом традиционных семейных ценностей, о пропаганде всяких гадостей и почти коснулся вопроса климатического оружия и внедренных в мозг чипов, но тут бабки словно с цепи сорвались. Озверевшие старухи едва не бросались на него с кулаками. Ивану Ивановичу захотелось перекреститься и мелом очертить вокруг себя защитный круг. А еще бы лучше, подумалось ему, иметь свой личный бункер, надежный, безопасный, с крепкими дверями, чтобы закрыться там от этого противного народца, а внутрь пускать только приятных сердцу людей.
– Баню верни, гнида! – орали на него старухи, грозно замахиваясь костылями на народного избранника.
Иван Иванович пошел ва-банк. Он выложил электорату всю правду о злодеяниях вашингтонского обкома. О том, как всенародно обожаемый президент, главное и единственное достояние России, не покладая рук лично отбивает атаки рвущихся через границу гей-парадов.
Первый плевок прилетел в Ивана Ивановича в тот момент, когда он коснулся крымского вопроса. Вместо того чтобы проникнуться чувством законной гордости, бабки вконец осатанели.
– Американский сенат на днях принял решение сделать нас всех трансвеститами! – зашел с козырей Иван Иванович.
– Что б ты провалился, нехристь! – хрипло заорала ему в лицо злобная старушенция.
Валера схватил начальника за руку и потащил прочь от разъяренной толпы пенсионеров. И очень вовремя, потому что ветеран дед Макар как раз в это время пошел в свою квартиру, чтобы достать из сундука бережно хранимый трофейный штык-нож и пустить его в ход.