Странствующий

Женщина тихонько всхлипывает, переживая прошлое. Промокает глаза платочком, обмахивается, как веером. Наливаю минералку и протягиваю. Она благодарно кивает и отпивает глоток. Ловлю себя на том, что каждое ее слово, интонация голоса, жесты, движения — завораживают. Женственная женщина — это нормально и естественно, но, увы, так редко в наше времени. От разума к сердцу проходит запрос: а не блудные ли это помыслы у меня к ней? — обратно следует искренний ответ: нет, это сестра, притом старшая, честная, добрая. И, безусловно, страдающая, как всякий человек, познавший истинную любовь в этом мире.

— Пока он ехал ко мне, я кое-как успела собрать на стол. Когда он вошел в дом, у меня сначала ноги подкашивались от волнения. А потом вдруг что-то на меня как бы сверху сошло — такое, знаете, спокойствие… Да, тихое спокойствие. Мы с Алешей сели за стол. И первое, что я сказала ему — это «прости меня». И рассказала ему, что со мной происходило с тех пор, как он ушел. И про слежку, и про позорное подглядывание за ними — всё. Потом он говорил… Словом, он вернулся.

— Слава Богу! Предлагаю за это по глоточку! — торжественно произношу, раздавая пассажирам купе стаканы с вином.

— Но это еще не все, — продолжает она. — Дальше началось самое интересное. Я продолжала посещать службы. Аккуратно вычитывала молитвенное правило. Но его молиться не заставляла: батюшка не велел. И вот в один прекрасный день, а день на самом деле выдался солнечным и спокойным, муж сам напросился со мной на службу. Помню, шла я рядом с ним и волновалась больше, чем он. Увидел он очередь на исповедь и вдруг сам туда встал. Видимо, эти полчаса стояния ему дались не просто. Он оглядывался, искал меня. Я подошла поближе и пожала ему руку. Наш батюшка долго с ним говорил, потом накрыл епитрахилью и разрешил его от первых исповеданных грехов. В тот день он, как по воздуху летал, с детской, счастливой улыбкой. А я им любовалась и на цыпочках вокруг ходила, боясь спугнуть. Ведь это тихое счастье — оно очень хрупко. Через неделю я его поздравила с первым Причастием. А еще через пару месяцев мы обвенчались. У него после венчания сердце болеть перестало.

— Вот так обрадовал вас Господь!

— Но и это не все! Я на старости лет — в сорок два — родила мальчика, да. Как узнала, что «в положении», испугалась. Побежала к батюшке. А он мне: рожай, не сомневайся, все будет хорошо, благословляю. И вот родился здоровый мальчик. Как раз на Николу зимнего. И если мы с мужем смуглые и темноволосые, то наш Николенька светленький, кудрявый и белокожий — прямо кровь с молоком. Ну хоть ангелочков с него пиши. Кстати, сейчас я к ним в дом отдыха еду. Догоняю моих беглецов… Вот так меня Господь одарил только за одно стремление к смирению. Потому что, дорогие мои, настоящее смирение у меня только впереди…

Наша попутчица сходит где-то в районе Пятигорска. Оставшуюся часть пути едем одни. Вспоминаю про тетрадь, переданную мне Старцем. Вскрываю обертку и погружаюсь в чтение.

Воспоминания из предреченного будущего

«По всем каналам связи опубликовано Обращения Государя к правительствам и народам всего мира. Принявший на себя царский венец из рук воскресшего Серафима Саровского, Государь призвал всех людей Земли содействовать Монархии.

В Обращении предлагается возвратить духовные и культурные ценности в Россию. Многие честные люди сразу откликнулись на предложение. Стали возвращаться церковные святыни: Святые Писания, иконы, кресты, панагии, церковная утварь, картины… Приходится только удивляться и ужасаться масштабу ущерба, нанесенного Церкви.

Из разных уголков Земли корреспонденты шлют сообщения о той реакции, которую вызвало Обращение и его последствия.

Владельцы церковных ценностей, не желавшие расставаться с ними, стали болеть, терпеть ощутимые убытки. Но как только ценности отправлялись на Родину, неприятности бывших владельцев сменялись на успех и оздоровление.