— Если вы грехи не сожжете в таинстве исповеди, они на вас останутся навечно. И вы их унесете с собой на тот свет. А там за грехи бесы в ад утащат. Потому что это бесы соблазняют во грех людей. А после смерти заявляют на грешников свои права.
— Это вроде шантажистов?
— Да, похоже. Так что без исповеди никак не спасешься. Нам церковные таинства Сам Господь оставил, чтобы через них мы спасались.
— А что там, в аду, плохо что ли?
— Самые страшные мучения на земле покажутся по сравнению с адом пятизвездочным санаторием.
— А ты откуда знаешь?
— Я там побывал…
— Ну и как там?
— Заклятому врагу не пожелаю в ад хоть на секунду попасть. Самое страшное — это полная безнадега. На земле человек знает, что всему плохому приходит конец. После ночи — утро, после зимы — весна, от сильной боли — обморок и так далее. А там в аду нет времени, поэтому даже секунда покажется вечностью. На земле всегда есть добрые люди, которые могут тебе помочь, посочувствовать. С людьми можно договориться, как-то их смягчить. А бесы беспощадны. У них одна цель — как можно больше мучений из тебя выжать. Они этим питаются, как вы картошкой. И еще там человек остается совершенно один. Представьте себе: тебя жжет страшный огонь, червь тебя жрет, смрад стоит, бесы над тобой издеваются — и никто тебе не поможет. Каждый грешник в аду занят только своими мучениями.
— А какие у нас грехи? Ну, кроме тех, за которые срок получили?
— Ну вот, пожалуйста, то, что на поверхности лежит. Сквернословие — это хула на Бога и Пресвятую Богородицу, молитва сатане. Курение — это каждение бесам, ритуал черной магии. Карты — издевательство над христианскими святынями: крестом, копием, губкой и сердцем. Христиане свято почитают эти образы, которые символизируют распятие Господа, взявшего все грехи мира на Себя; а колдуны и игроки в карты их уничижают.
— Вот это да…
— Мало? Вот еще: презрение к Церкви, к Божиим таинствам и молитве, не соблюдение постов, церковных праздников, нарушение обетов крещения, ложь, драки, лукавство, воровство, обман, блуд, зависть, праздность, самолюбие, тщеславие, гордость, немилосердие, и так далее. Я назвал только самые страшные, за которые вечная погибель. На самом деле их гораздо больше. Какие-то на первой же исповеди человек оставляет, а с некоторыми приходится бороться много лет. Работы хватит на всю оставшуюся жизнь. Так что, братья разбойники, хватит каждый день на ступеньку в ад спускаться. Раз Господь призвал вас сюда, значит вы избраны для спасения. Не многим оказывается такая честь — быть избранником Божиим. Так что начните спасаться. Прямо сейчас, в эту минуту. Давайте приготовимся к исповеди. Поверьте, братцы, это будет самое лучшее, что вы когда-нибудь делали. Вы испытаете счастье. День первой исповеди — это самый светлый день в жизни.
— Давай, браток. Чё делать? Говори.
Только поздней ночью заканчивается изнурительная исповедь. После горячих молитв, рыданий, причитаний и слез радости, мы расходимся по кельям. Потрясенные и притихшие, раскаявшиеся разбойники молча уходят к себе. А перед моими глазами так и стоит картина: кающийся разбойник называет грехи, слезы неудержимо льются из глаз, его голова все ниже склоняется на аналой, а рука старца гладит, гладит эту склоненную голову. Так отец успокаивает повинившегося любимого сына. И в этом отеческом касании так много: и прощение, и снисхождение, и мудрость, и успокоение. Старец очень устал, но шутит:
— Они наивны, как дети. Значит, говоришь, проповедь на блатном жаргоне? Ну, насмешил! А ты что за руку держишься?
— Мне пришлось ударить этой рукой. А теперь она немеет, будто сохнет. Пальцы не слушаются, как чужие.
— Значит, пострадал за благое дело. Радуйся: твоя жертва принята Небесами. Давай, маслицем от святых мощей помажу, — он достает пузырек и крестообразно помазывает руку. — Вот так. Скоро пройдет. Ну ладно, поработали, пора и на покой. Ангела-хранителя вам. Покойной ночи.
Но так получается, что эту «покойную ночь» доводится мне провести в тюрьме.