Странствующий

В это время к монаху слетается мелкая зудящая мошкара и собирается в густое роящееся облако. Это черное облако повисает перед ним. В его нарастающем звенящем гуле явственно проявляются звуки хорового пения. Монах только слегка, едва заметно, вздымает руки в такт дыханию, слившемуся с молитвой. Но даже на эти почти незаметные движения рой мошкары откликается пульсацией, источающей звуки, похожие то на «Аллилуию», то на «Иже херувим», то на «Кирие елеисон».

А вот и птичий хор вступает множеством разных голосов. Сюда вплетают свои шелестящие звуки травы и цветы, листья и ветви деревьев. Здесь же виолончелью, скрипками, флейтами заходятся шмели, пчелки, мухи, кузнечики, цикады… Солнце прыгает по небу и рассыпает радужные лучи. Облака водят плавный хоровод невест в белых нарядах.

Все поет и хвалит Господа.

Все вопиет о великой вечной любви, соединяющей тварь со Творцом.

А монах тянет руки к Отцу и плачет…

Один из нас, но другой

Переступаем через железнодорожные пути. Приближаемся к небольшой станции, утопающей в цветах и кудрявых деревьях. Нагоняет нас коренастый лысоватый мужчина лет пятидесяти с двумя большими сумками. Волосы его коротко острижены, темно-русая борода всклокочена, взгляд цепкий, суетливый.

— Мир вам, братья, — приветствует он нас. — Куда путь держите?

Мы здороваемся и знакомимся. Зовут его Василий. Едет не с рынка с обновами, но от городских друзей в нищий приход везет книжки и одежду. Настойчиво приглашает пройти с ним к знакомым, у которых он обычно останавливается.

Длинной улицей проходим через поселок, представляющий из себя то ли маленький городок, то ли разросшееся село. Здесь трехэтажные дома чередуются с избами и бараками, а бетонные здания советских времен соседствуют с хвастливыми новостройками под ядовито-красной черепицей западного образца. Наш провожатый рассказывает о своих злоключениях:

— Эта милиция совершенно озверела! — почти кричит он, выпучивая глаза. — Как еду в электричке, так обязательно пристанут. Начинают с проверки документов, потом тащат в отделение, а уж там обязательно в «обезьянник» затолкают и все деньги выгребут до копейки. А еще могут вещи отобрать, если, конечно, ценные. Они как увидят бороду, так она им, как красная тряпка для быка. Ох и ненавидят они нашего брата православного!

— А ты молитвой Иисусовой пробовал ограждаться? — ровным голосом спрашивает Валерий.

— Да ты что! Они же все бесноватые! Это же зомби! Их от Иисусовой молитвы аж трясет! Они готовы тебя растерзать!

— А ты не пробовал относиться к ним как к обыкновенным людям, исполняющим свои служебные обязанности? По-доброму… Ведь Господь их тоже любит, тоже спасает, только у них путь спасения другой.

— Что? — зыркает Василий. — Да это же враги! Ты понимаешь — враги!

— А не ты ли сам делаешь их врагами своей ненавистью?

Василий замолкает и, насупившись, идет молча. Должно быть, он жалеет уже, что с нами связался, а может и раздумывает, что бы напоследок с нас поиметь… В это время наш путь пролегает мимо торгового центра с огромными витринами. Несколько иномарок с тонированными стеклами сотрясаются от громкой музыки внутри салонов. Их владельцы вразвалку восседают под яркими синими зонтами уличного кафе, презрительно наблюдая за прохожими. Василий с восхищением рассматривает это сборище свежеиспеченных «хозяев жизни».

И вдруг он приходит в неистовый восторг и, открыв рот, останавливает нас перед резиновой фигурой, изображающей милиционера в форме. В области живота находится огромная кнопка, вокруг которой яркая надпись: «бить сюда!» Цена аттракциона — десять рублей.

— Братки, дайте червонец, умоляю! Я сейчас ему вдарю. Я все ему скажу, что о них думаю.

— Успокойся, Василий, — просим его по очереди.

— Ну дайте, ради Бога!

— Только Бога сейчас поминать не стоит!

— Это почему?

— Потому что ты сейчас в обнимку с Его антиподом. Видишь, как он тебя науськивает? И, кажется, ты вполне готов ему подчиняться.

— Ладно, я еще сюда вернусь. У вас что, денег нет? Так давайте насобираем! Вон и церковь рядом. Я там уже стоял. Подают неплохо. Здесь люди богатые имеются.