Странствующие трупы

– Да, вроде того. Но настроение у меня начинает... подниматься.

– Пока, Шелл.

– Пока, Лилли.

Положив трубку на место, я обнаружил, что улыбаюсь. Это немного причиняло боль, но я улыбался.

Я прикончил свой бурбон и принялся смешивать новый, но тут вспомнил о графине с мартини, который приготовил вечером в воскресенье. Вот чего мне хотелось! Ничто не сравнится с мартини, если ты уже начал улыбаться.

Собственно, почему графин? Ведь я тогда разлил его по стаканам. Они уже замерзли, ведь я успел сунуть их на несколько минут в морозильник. Вечером в воскресенье. Понятно, что с той минуты я даже не заглядывал в него.

Теперь я вытащил один стакан. Эти стаканы существовали у меня для ночей "полнейшего безумия".

Телефон зазвонил в тот самый момент, когда я собирался сделать первый осторожный глоточек "Безумия" двухдневной давности.

На этот раз я поднялся к телефону куда быстрее. Разумеется, нужно хоть немножко двигаться, что за идиотизм сидеть на одном месте, дожидаясь, когда онемеют руки и ноги!

– Слушаю!

– Шелл? Это Зазу.

– Правда? Какими судьбами?

Она тоже была хорошо информирована обо всех новостях, включая телепередачи, и сразу же мне об этом сообщила.

Потом я услышал:

– Шелл, я вас прощаю.

– Вы что?

Я передвинул свой едва не отмороженный язык в другую сторону рта:

– Вы прощаете меня? Это мило, надо думать. За что?

– За то, что вы сделали папе... Вы как-то странно говорите. У вас поврежден рот?

– Нет. Откровенно говоря, я выпил переохлажденного мартини.

Она ничего не ответила. Потом сказала:

– Он в тюрьме, но это все равно должно было случиться. Мы с мамой знали об этом.

– Мама тоже, да?

– Да. И в конце концов, вы же спасли ему жизнь... Бомба... начиненный динамитом труп...

Новая пауза.

– Шелл?

– Да?

– А вы меня прощаете?

– Ну...

Мне пришлось немного подумать. В действительности я давно простил, хотя по ее милости мне пришлось пережить один из самых ужасных моментов в своей жизни. Однако, если встать на ее сторону...

– Почему нет? – сказал я. – Черт побери! Конечно, я вас прощаю. Ведь вам в действительности двадцать два, верно?

– Да.

Это прозвучало очень вкрадчиво. И не менее вкрадчивым голосом был задан новый вопрос:

– Полагаю, я была ужасной, Шелл?

– Ну...

– Но, в конце концов, он мой отец. И я должна была бороться за него, верно?

– Полагаю, да. Вот что я вам скажу, Зазу. Если я когда-нибудь окажусь в настоящей беде и мне понадобится человек, чтобы выручить меня, я надеюсь, вы будете на моей стороне?

– Я и так на вашей стороне, Шелл. В известном смысле.

– Да? В каком?

– О... Вы сами знаете.

Опять это проклятое "сами знаете".

Мы поговорили еще несколько минут. Когда она повесила трубку, для меня многое прояснилось.

Я прошел на кухню и вернулся со своими стаканами. Усевшись на диван, сделал еще осторожный глоток и поморщился. Напиток был все еще холодным. И потом в нем чего-то не хватало. Чего?..

Говорят, что улучшает вкус опущенная в вино маслина.

Как раз в тот момент я смотрел на маленький столик возле дивана. Посреди него по-прежнему лежал квадратик черного бархата, в центре которого красовался мой агат.

Я ничего не мог поделать. О чем бы я ни думал, мои мысли возвращались... вы знаете к чему.

Поэтому я взял агат и опустил в мартини. Поверьте, он его сразу немного согрел. Вино даже приобрело лучший вкус, а мне казалось, что я вижу танцующую Сивану.

И это было прекрасно.

Допив стакан до конца, я поставил его на столик и задумался. Все плохие мысли куда-то исчезли.

Опять зазвонил телефон.

Я вскочил с места и совершил прыжок к аппарату, которому могла бы позавидовать газель. Прыжку, разумеется. Клянусь, я чувствовал себя превосходно.

– Хэлло, – сказал я уверенно в трубку, – Сивана?