Понимание того, что она имела в виду, накрыло меня, как прилив. Не это ли я всегда знала? Я ясно вспомнила, как попрошайка на рынке коснулся меня, и я увидела бесконечность путей развития возможного будущего, и все они зависели от решения молодой пары, мимоходом виденной мной. Я даже было подумала подтолкнуть будущее в том направлении, которое показалось мне мудрым. Этот путь привел бы к смерти молодого человека от рук разбойников, к изнасилованию и смерти девушки, но я видела стремление ее братьев отомстить за нее, присоединившихся к ним людей, и как они сделали тракт безопасным для путешественников на десятилетия вперед после смерти девушки. Две жизни закончились бы в боли и мучениях, но столько людей было бы спасено.
Я вернулась в настоящее. Одеяла, которые я сжимала, сползли, и меня объял зимний холод.
– Вижу, ты понимаешь меня, – голос Двалии источал мед. – Ты – Шайсим, мой дорогой. В некоторых местах тебя бы называли Белым Пророком, даже если твоя кожа далеко не так бледна, как должна быть у одного из них. Тем не менее, я верю Винделиару, когда он утверждает, что ты – тот самый потерянный сын, которого мы ищем. Ты – редкое создание, Шайсим. Возможно, ты еще не осознал этого. Очень редки люди, которым дано видеть возможное будущее. Еще реже встречаются те, кто способен смотреть и видеть отправные точки, крошечные моменты, где слово, улыбка или быстрый нож, задают миру другой курс. Люди вроде тебя встречаются реже всего. Рожденный, кажется, волей случая у пары, которая и представления не имеет, кто ты такой. Они не могут защитить тебя от совершения опасных ошибок. Они не могут спасти тебя от покидания пути. Поэтому мы и пришли найти тебя. Чтобы сохранить тебя и путь в безопасности. Ибо ты можешь видеть момент, когда все меняется, еще до того, как все произойдет. И ты видишь в любом цикле, кто это, кто будет Изменяющим на этот раз.
– Изменяющий, – я попробовало слово на язык. Звучало, как пряность или лечебная трава. Обе меняли свойства других вещей. Специя, приправляющая еду, или трава, спасающая жизнь. Изменяющий. Однажды так называли моего отца, в некоторых из его свитков, которые я читала.
Двалия использовала это слово, чтобы удовлетворить свое любопытство.
– Это тот, кого ты можешь использовать, чтобы направить мир по другому пути. Твой инструмент. Твое оружие в битве по формированию мира. Ты уже видел его? Или ее?
Я покачала головой. Я чувствовала тошноту. Знания заполняли меня, как подступающая к горлу рвота. Они обожгли меня холодом. Сны, которые мне снились. Действия, которые, я знала, надо было предпринять. Провоцировала ли я детей напасть на меня? Когда Тэффи ударил меня, перепонка плоти, привязывавшая мой язык снизу во рту, порвалась. Я обрела речь. Я вышла в тот день, зная, что это должно произойти, чтобы я смогла говорить. Я раскачивалась в своем коконе, зубы стучали.
– Мне так холодно, – сказала я. – Так холодно.
Я была готова вызвать эти изменения. Тэффи был моим инструментом. Потому что я видела, как сложатся последствия, если я буду там, где другие дети смогут меня заметить. Я нарочно оказалась там, где меня могли поймать. Потому что знала, что должна была это сделать. Сделать это, чтобы направить себя на свой путь. Путь, проблески которого я видела с самого рождения. Кто угодно мог изменить будущее. Каждый из нас постоянно менял его. Но Двалия была права. Лишь немногие могли делать то же, что и я. Я могла с абсолютной определенностью видеть наиболее вероятные последствия того или иного поступка. И тогда я могла отпустить тетиву и отправить это последствие стрелой в будущее. Или заставить кого-то другого сделать это.
Знание того, что я могла сделать, ошеломило меня. Я не хотела этого. Я почувствовала себя больной, будто оно было тошнотой во мне. И тогда мне стало плохо. Мир вокруг меня закружился. Когда я закрывала глаза, он ускорялся. Я вцепилась в одеяла, желая остановиться. Холод заморозил меня так сильно, что я подумала, что уже умерла от него.
– Интересно, – промолвила Двалия. Она не сделала ни единого движения, чтобы помочь мне и, когда Одесса пошевелилась позади нее, резким движением взмахнула рукой в сторону и вниз. Служительница замерла на том же самом месте, где сидела, втянув голову в плечи как собака, которую отругали. Двалия посмотрела на Винделиара. Тот съежился. – Смотрите за ним. Вы оба. Но не более. Это не было предсказано. Я вызову остальных, и мы объединим наши воспоминания о предсказаниях. Пока мы не будем знать, что из этого было увидено, если что-то вообще было увидено, безопаснее всего ничего не предпринимать.
– Пожалуйста, – сказала я, не зная, о чем прошу. – Мне плохо. И я так замерзла.
– Да, – кивнула Двалия. – Да, это так. – Она предупреждающе погрозила пальцем своим последователям, затем вышла из палатки.