Странствия Франца Штернбальда

Звук волынки.

Синева
И зеленая трава,
                А певицы —
                В небе птицы,
                А в крови
                Жар любви.
                Кто певец?
                Тот, кто на склоне пасет овец.

На птиц похож я,
                Питомец высот;
                Со мной милость Божья,
                Любовь у подножья
                Горы, на которой не знаю забот.

Здесь радостный дол,
                И жизнь здесь так легка;
Мирской произвол
                Щадит пастушка;
                Как далека
                        Тоска.
Корыстная страсть от меня далека.

                Отраден май,
                С любимой рай;
Когда промчится шалунья-весна,
Не будет невесты, будет жена;
И лето снова подаст нам знак,
На свете лучшее счастье — брак;
                Свежо, тепло!
                Что значит зло?
Время — не бремя, мне в жизни светло.

— Мне очень нравится эта песня, — сказал Франц, — потому что она написана с детски-наивной интонацией, и мне самому при звуках шалмея приходили в голову подобные мысли.

— Ведь правда же, — сказал Рудольф, — нас часто хватает за сердце звук почтового рожка. Вот слушай, что я написал в печальную минуту путешествия.

Почтовый рожок

Прочь, прочь, прочь, прочь!
Страданья лишь бы превозмочь.
          Поспешать бы мне лесами
То туда,
То сюда;
          То по соседству с небесами,
          То в безднах, где реки прыгают, воя,
                        Искать покоя.

          Ветер, свисти
          Вечно в пути;
Коней все быстрее ты в чащу гони.
          Чтоб не ведали мгновенья
          Отдохновенья,
Унося дурные дни.

Где встречусь я с нею?
          На кручах гор?
Под буком успею
          Поймать ее взор?

Сменяется тенью
          Заманчивый свет;
Конец наважденью!
Спешим к запустенью,
          Спасения нет!

Ах, дальше, дальше в полете туч
          Туда, где поток ревет,
Где доносится с мшистых круч
          Гул срывающихся вод;

Где ходят волнами
          Над лесом туманы,
Где ночь наносит раны
          Сердцу черными снами.

Скитальца весь век
          Эхо громко привечает;
Путник неприкаянный не чает,
          Как бы кончить этот мрачный бег.

Отыскать бы невзначай
          В неизведанной стране
          Благодатный дивный край;
Только все знакомо мне,
          Словно в смертном приговоре:
          Одиночество во взоре;
Мне давно знакомо горе,
                         Горе, горе!

— И тут, — сказал Рудольф, — одинокий рожок замирает в воздухе, звук обрывается так же внезапно, как и возник, и слышно только немелодичное дребезжанье кареты. Эту песню я написал в минуты, когда страх с силой теснил мне душу. А теперь представь себе прекрасный густой лес, и там своим глубоким голосом говорит лесной рог, и песня изливается потоком, полноводным, но спокойным.

Песнь лесного рожка

Слышишь песнь в лесной тени?
                          Лес поет
                          С шумом вод:
Приходи и отдохни!

В чаще леса сердце слышит,
        Что любимая верна;
Ветер ветви здесь колышет,
        Эхо здесь и тишина.

Верь мелодиям беспечным,
        В дол цветущий ты вглядись
И своим страданьем вечным
        Словно счастьем насладись!

Затеряйся в зеленой лесной ночи,
        От мирских треволнений вдали, вдали;
Знай, разбудят ее скоро дневные лучи,
        Ее восторги раздели, раздели!

Трара! Пускается песнь в полет,
        Над зелеными склонами гор кружа;
Разве гордая слава тебя не влечет,
        Пока в сердце твоем любовь свежа?

Обещала, что до гроба
        Будет ждать она тебя;
Чем плоха такая проба,
        Что ты сетуешь, скорбя?

Пересилишь ты разлуку,
        И сладчайшие уста
Исцелят немую муку,
        Если жизнь твоя чиста.