Странствия Франца Штернбальда

— Вот как оно получилось? Вот как? Значит, есть в мире добро — не хуже печали в моей душе! Но за эту печаль мы — господь бог и я — отплатим широкоплечему верзиле, моему тестю. Клянусь вам, живописец, что как только научусь хорошенько обходиться с красками, я представлю его как живого — с горошиной на носу, он будет изображен считающим деньги: испытующий взгляд направлен на монету, а левую руку он на всякий случай положил на кучку денег; изображу все, чем он занимается у себя в конторе. И саму эту контору изображу целиком и его приказчика с острым горбом и противным узким лицом, которое можно протащить сквозь игольное ушко. И красно-желтая шляпа с плюмажем, которую носит купец, найдет свое место на картине. Да простит мне господь бог злые мысли, но как часто, когда я встречал его на улице и до глубины сердца ощущал его высокомерие, черт подзуживал меня сорвать с него шляпу и стукнуть как следует молотом по голове. Но нет, теперь я напишу его, во весь рост и со всеми его атрибутами, теперь он мой тесть, и я выкажу ему любовь и уважение. Пойдемте, милый Франц, не думайте, что я такой злой, я просто слишком счастлив, а глупые мысли бывают ведь и у самых хороших людей. Наверное, и у вас тоже. Пойдемте же!

Потом они отправились…

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

КНИГА ПЕРВАЯ

^1* …свое мирное селение. Он вспоминал свое детское удивление, когда с холмов и лесистых пригорков он увидел пенящиеся потоки, в блеске первого тепла уносившие талый снег, вбирал в себя удивительный аромат освобожденной от снега земли, аромат, подобный дыханию самой жизни, улыбку побегов, которые выступали на строгом коричневом фойе и обещали лето и его плоды; вспоминал, как после многодневного странствия вся эта сказка наконец завершилась чудом большого города, сверкавшего в пламени заката, и благородным ликом Дюрера в свете свечи. Они шли по прекрасной местности…

^2* …в своей смутной отдаленности. Между двумя этими крайностями я искал нечто неземное и мне удалось создать фигуру, которая волшебным взором смотрела на меня с полотна. Возможно, так и должно быть в искусстве — оно должно делать зримым неземное, невидимое! И — странная мысль! — быть может я смогу писать, опираясь на свое воображение, лишь до тех пор, пока не найду ее? А когда она будет рядом, талант мой угаснет, ибо моему духу больше нечего будет искать?

Я хочу проникнуть в область искусства…

^3* …не рамами, а цветами и плодами. В них — все величие земли и неба, страдание и блаженство любви, Амур и его возлюбленная{69}, шаловливо блуждающие средь небесной синевы, в радости и печали, и совет богов, и глубокая серьезность при всей мягкой прелести, и вся прелесть — величественна и божественна, и даже вечную юность, непреходящую весну, райские восторги удалось пророческой кисти Рафаэля, его вдохновенному юношескому духу колдовским образом представить в этой росписи; благовещение любви и красоту цветов, которая должна служить всем сердцам в их любви и томления; наибожественнейшее, волшебство, которое оплетает небо и вечной юностью окружает землю, доверительно приближаются к человеческому сердцу, и глазам смертных раскрываются неземные радости Олимпа. А в соседней комнате — воплощенная мечта сладчайшего вожделения, Галатея в море, плывущая на своей раковине! О, мой милый Франц, потерпи, пока не прибудешь в Рим, а там открой пошире глаза и сердце, а после этого можешь умереть.

— Ах, Рафаэль!..

^4*Глава вторая

Франц взял в Страсбурге письмо к одному человеку, который жил в городе неподалеку и с которым Францу хотелось познакомиться. Они как раз собирались свернуть на дорогу, ведущую к этому городу, а перед этим присели отдохнуть на прелестном пригорке, и в это время заметили, что по той самой дороге к ним приближаются двое. Один из них был в черном монашеском облачении, другой, пожалуй, походил на солдата, ибо на шляпе у него развевались перья, он был без плаща, в узком коротком камзоле, у пояса висел большой меч, поступь, так же как и весь облик, была твердая и воинственная. Незнакомцы тоже уселись на пригорке. После обычных приветствий тот, кто казался духовным лицом, дружелюбно спросил, не из Страсбурга ли они идут. Франц ответил:

— Мы недавно вышли оттуда и сейчас собираемся сделать крюк, чтобы зайти в городок вон за тем лесом и посетить там немецкого ваятеля, к которому у меня письмо.

— Вот как? — спросил воинственный. — А не из Нюрнберга ли этот человек и не Больц ли его имя?

— Точно так, — сказал Франц, — и мне остается только удивляться, откуда вы это знаете.

— Потому что я и есть Больц, — ответил тот, — мне уже писали о вас, как хорошо, что мы встретились случайно, потому что я не мог больше оставаться в том городе и просил, чтобы это письмо мне переслали.

— Вы недавно приехали из Италии? — спросил Франц.

— Да, — сказал Больц, — а теперь иду в Страсбург, чтобы оттуда вернуться к себе на родину, в Нюрнберг.