Странный генерал

Разослав вокруг несколько охранно-разведывательных групп, Петр разместил бойцов на опушке леса и, стоя на взгорке, поджидал прибытия фургонов. Суматоха, исполненная радости встреч для одних и горечи разочарования для других, вновь разбередила его душу.

Сколько же кусков сердца у него вырвала война!.. Дмитрий, тот, что с малых лет был ближе брата, милый, родной Митьша. Комок подкатил к горлу Петра, и никак нельзя было его сглотнуть, будто он был из шерсти. Слезы вдруг полились из глаз, и, не вытирая лица, не в силах уже сдержаться, Петр плакал, стоя в темени на каменистом взгорке под мелким холодным дождем. Он еще раз прощался и с Дмитрием, и с теми, кто подарил ему дружбу на этой чужой, неприветной земле и кого убила война, — с Беллой, с Артуром Бозе, со старым Клаасом Вейденом и Секе… А где теперь Ян Коуперс, Губерт Терон, где милейший Иван Петерсон, где Марта?.. Острое ощущение одиночества и потерянности пронзило его. Петр вдруг почувствовал слабость, его передернуло от холода. Он вытер лицо и повел глазами окрест.

В сторонке неподалеку темнел неподвижный силуэт. Каамо. Вот единственный человек, преданный и родной, оставшийся рядом. Ему захотелось подойти и обнять парня, прижать его курчавую голову, сказать какие-то необычные, потрясающие благодарной лаской слова. Но слов вроде и не было. Это всегда так. Мы стесняемся их и в оправдание лепечем себе, что язык наш огрубел. Хороших чувств стыдимся, показываем лишь их изнанку…

Пришли фургоны, и длинный обоз потянулся по ночной дороге к Бронкхорсту. Вдруг вдали зачастили ружейные выстрелы. «Кстати брандвахты-то выставили», — подумалось Петру.

— Слушать команду! — протяжно и громко закричал он, и по растянувшейся колонне, повторяясь, покатилось: «Слушать команду!» — Всем оставаться на местах! Факелы потушить! Комманданта из Претории — ко мне!

Из тьмы приблизился к нему дородный, грузный бур на таком же дородном, крупном коне. Это был Ганс Диппенбек, командир преторийского коммандо.

— Сколько ваших людей здесь? Сколько оставлено на позициях вашего участка? — быстро спросил Петр.

Коммандант замялся:

— Кто ж его знает… Боюсь, все здесь. Такое дело — семьи…

— Так. — Петр соображал. — Видимо, это и нужно было англичанам. Судя по всему, они выходят как раз к вашим позициям. Собирайте своих людей — охрану обоза я обеспечу — и двигайтесь к верховьям Бронкхорста… Да, да! — нетерпеливо сказал он, видя, что Диппенбек хочет что-то возразить. — Именно к верховьям. С рассветом ударите им в тыл. А я со своими ребятами влеплю им с фланга. Мы отшвырнем их разом. Действуйте… Мемлинг, ко мне!

Он поставил Мемлинга с сотней конников для охраны обоза, а с остальными поскакал вперед, к брандвахтам.

Что ж, расчет англичан был верный. Перед ними стояла не регулярная армия, и известие о прибытии бурских семейств разом смахнуло всех бойцов с позиций преторийского коммандо. В бурском фронте образовалась изрядная брешь, и к ней противник с вечера начал подтягивать свои силы. Если бы не сторожевое охранение, выставленное Петром на Бронкхорсте, англичане подошли бы к опустевшим позициям вплотную и, заняв их, неотвратимо нависли над главным бурским лагерем.

Брандвахты сорвали план англичан. Но настоящий бой завязался уже на рассвете. Подоспели пушки, вызванные Петром, и англичанам пришлось солоно. А когда с тыла стеганули по ним пулевым ливнем разозленные преторийцы, ничего им не оставалось, кроме поспешного отступления. Они отошли на юг, и, будь у буров получше налажено взаимодействие, ударь по ним еще Христиан Бота, урон противника был бы куда более ощутим. Тогда, может, не скоро бы еще началось наступление англичан на восток…

Доложив командующему о ночных событиях, Петр вернулся в домик на окраине Бронкхорста усталый, но возбужденный. Хозяин возился во дворе с коровами. Морщинистое лицо его при виде Петра сморщилось еще больше — старик улыбался.

— Не браните меня, генерал, но в вашу комнату я впуштил одного человека.

— Какого еще человека? — беззаботно спросил Петр.

— Пошмотрите шами, генерал. Он говорит, что он ваш друг.

Каамо бросился в дом первым и радостно заорал оттуда:

— Пи-итер!

Петр вбежал за ним — и угодил в объятия Яна Коуперса.

— Ты? Ян, ты? — обалдело спрашивал Петр.

— Да я же, я! — почти кричал тот, безмерно довольный произведенным эффектом.

Он был все такой же — высокий, сухощавый, с небрежно и чуть высокомерно откинутой назад головой, все так же, казалось, пахло от него раздольем и ветром; только брови — возможно ли? — выгорели еще больше да шрам на левой щеке у губы почти совсем был не виден из-за давно не стриженной бороды.

— А Манг? — Каамо озирался. — Где Мангваэло, господин Коуперс?

Ян нахмурил белесые брови, щека его нервно дернулась — незнакомо и в то же время знакомо: это напомнило Петру кого-то, только он никак не мог понять кого.

— Манга больше нет, Каамо. Он попал к уланам. И Терона нет, — повернулся Ян к Петру. — Он пал в бою. Мы полумертвого вытащили его из пекла, но только на мучения — рана в живот, умер.