Странный генерал

— Что вы говорите?! Знакомьтесь, пожалуйста. Елена Петровна, сестра милосердия. Меня кличут Иваном Николаевичем. Давыдов, врач.

— Петр Ковалев… Как же вы здесь очутились?

— Война же, батенька мой. Вы что, не слышали, — нас, русских, тут ныне куча. В Претории большой санитарный отряд. Там петербургские мои коллеги — доктор Садовский, доктор Чистович, другие. А здесь, на Натальском фронте, еще отряд. И с винтовками есть. А как же!.. Елена Петровна, милочка, соорудите-ка что-нибудь закусить нам с земляком. Как вы, Петр… Никитич?.. Как, Петр Никитич, здесь мы с вами присядем или в тенек на воздух? Давайте-ка на воздух. — Он суетился, искренне обрадованный нежданной встречей.

Петр был потрясен. Все эти годы, как ни близко и глубоко они с Дмитрием вошли в здешнюю жизнь, его не покидало чувство некоторой отрешенности: африканская земля не могла стать им родной. Глухая тоска по русскому и русским то тихо, то громче нудела в душе. Петерсон не мог идти в счет, он уже перестал быть русским. И вдруг — на вот тебе… Из России, в бурском воинском строю… Эти люди сразу стали ему ближе ближнего, на сердце накатилось что-то светлое и теплое, глаза Петра влажно блестели.

— Ну-с, дорогой земляк, пригубим по обычаю… Это спиртик. Хотите — разбавляйте, хотите — так. Всякие там ваши виски-бренди я не признаю. Спирт — питье чистое, медицинское. За встречу, дорогой земляк, за нашу Русь, за победу славных буров!

Он выпил не крякнув, подышал открытым ртом и, закусывая, снова принялся частить:

— Ах, какие они воины! Бесстрашны, ловки, несломимы. С удовольствием наблюдаю это крестьянское воинство. Есть у буров что-то сродни нашему солдату. Спокойная отвага и лихость. А меткость!..

— Вам повезло, Петр Никитич, что вы застали доктора здесь, — с улыбкой сказала Елена Петровна. — Он сутками пропадает на передовых линиях, в цепях стрелков. Там и помощь оказывает, там и спит, и питается.

— Вы представляете, — перебил ее Давыдов, — эти «насадители цивилизации» начали бить в буров разрывными пулями дум-дум! Бесчестное оружие, так нельзя!

Петр кивнул: он уже знал об этом. Давыдов круто сменил тон:

— Ну-с, давайте еще по маленькой, и мы начнем мучить вас расспросами.

— По справедливости-то полагалось бы мне задавать вам вопросы, — усмехнулся Петр.

— А мы по очереди, по очереди. Ну-с…

— Пи-итер! — К ним бежал Каамо.

Давыдов забавно хлопнул себя по ляжкам:

— «Питер»! Ну чистый бур, а? И приятель у него чернокожий. Ну дела-а…

Подбежал Каамо; услышав русскую речь, он догадался, с кем его друг. Каамо неловко поклонился, добрая смущенная улыбка осветила лицо, он сказал:

— Очень жалко, Питер, только тебя зовет коммандант-генерал.

— Вызывает главнокомандующий? — понял Давыдов.

— Да, Иван Николаевич. Надо идти… Я, как освобожусь, забегу к вам. Вместе вот с ним. — Он кивнул на дружка.

— Обязательно, дорогой, обязательно…

Питер Якоб Жубер, невысокий крепкий старик с длинной, почти седой бородой, сидел с генералами Бота и Мейером за грубо сколоченным столом возле палатки. Разговор поддерживала в основном его жена, суровая худая особа в очках, Жубер лишь изредка вставлял слово, два. Его заботило письмо, полученное с нарочным от президента.

Крюгер уже не в первый раз и настойчиво рекомендовал незамедлительный штурм Ледисмита. В конце письма он сдержанно, но недвусмысленно высказывал неудовольствие по поводу того, что главнокомандующий поручил заведование телеграфом двум молодым служащим-англичанам, доверив им секретные шифры.

О Крюгере Жубер думал с неприязнью. Его всегда раздражали фанатичное стремление президента к полной независимости буров, приверженность к старым, патриархальным порядкам, желание способствовать развитию лишь земледелия, а не промышленности. Сам Жубер будущее страны видел в расцвете капитализма и не считал зазорным для себя иметь дело с воротилами Горной палаты, объединявшей английских владельцев рудников и заводов. Конечно, всегда он соблюдал необходимую осторожность, для этого у него был достаточный житейский и государственный опыт!

Фермер из рода французских гугенотов, Жубер рано порвал с землей, отдавшись политической деятельности. В сорок лет он уже стал членом бурского парламента — фольксраада, во время войны с англичанами в 1880 году был назначен главнокомандующим Трансваальской армии, а три года назад стал вице-президентом республики. Его поддерживали влиятельные, хотя и немногочисленные круги бурских промышленников. Однако явное большинство шло за Крюгером, и поэтому Жубер никогда своих взглядов открыто не высказывал. Он лавировал.

Сегодня предстояло принять важное решение относительно Ледисмита.

Жубер поморщился: опять заболела печень, давний его недруг.

— Вот и мои бравые разведчики, — сказал Луис Бота, поднимаясь. В отличие от других бурских военачальников, не сменивших своей мирной одежды, он был в военном френче с легкими матерчатыми погонами.

К ним подходили Терон, с ним два бура и молодой негр. Жубер встал, одернул на себе сюртук.

— Этот черный — тоже солдат или слуга? — спросил он.

— Солдат, и отличный. Кстати, грамотен.