Странный генерал

Не с кем было посоветоваться; изредка Петр писал Петерсону, тот отвечал, рекомендовал прочесть то или иное, а однажды прислал два пухлых тома того же Карла Маркса — «Капитал». Петр влезал в них постепенно, не наскоком, и мир, казавшийся хаотичным и непонятным, превращался в строгую систему обязательных, отрегулированных историей взаимоотношений классов. Поступки людей и вещи приобретали свой новый, исполненный глубокого значения смысл…

Появилось у Петра и еще одно увлечение — верховая езда. Они с Дмитрием купили-таки лошадей, и кони не застаивались в конюшне. Нередко отправлялись верхами втроем — с Изабеллой. Как почти все бурские девушки, она была хорошей наездницей, не требовала особой опеки, с ней было просто и весело. Все теснее становилась их дружба. Правда, в отношениях с Петром, оставаясь приветливой и добросердечной, Белла не могла переступить ту грань, за которой начинается легкая, ничем не сковывающая свободы отношений непосредственность. К Дмитрию же она не выказывала ни особого уважения, ни почтения, часто подсмеивалась над ним и все же, дурачась, тянулась именно к Дмитрию.

Чтобы не мешать им, Петр нередко отправлялся в вельд один. Впрочем, его всегда сопровождал Каамо. Парень был удивительно быстр и вынослив в беге. Вначале Петр сердился и гнал Каамо домой, но тот лишь улыбался и все так же легко и стремительно бежал рядом с лошадью. Петр предлагал ему место в седле — Каамо отказывался и от этого. Мчаться по вельду подобно стреле, спущенной с тугой тетивы, — это был его природный дар, он приносил ему наслаждение.

Особенно они любили резвиться в истоках Крокодиловой реки: там было много зверья и птицы. С этих прогулок, если можно назвать прогулками лихую скачку по диким просторам, Петр возвращался с богатой добычей. Его рука и глаз уже не знали промаха в стрельбе, и дичь не сходила с их стола.

Готовил Каамо. Он прижился и стал как бы членом их небольшой мужской семьи. Парень оказался веселым и сообразительным. Лишь долго не мог он заставить себя называть Петра и Дмитрия по именам. Баас — хозяин — обращался он к ним. Но потом привык и к именам.

Петр учил его языку и грамоте, приемам ружейной стрельбы. Каамо учил его понимать жизнь вельда, повадки животных и птиц, особенности африканских растений. Однажды он притащил к обеду полную корзину маленьких, похожих на огурцы ярко-красных плодов.

— Конгве, — пояснил Каамо, — можно есть, вкусно.

Это были «кафрские арбузы», сочные и сладкие.

В другой раз дело чуть не кончилось скандалом.

Придя с работы, парни, как всегда, уселись за стол, Каамо потчевал их с затаенной довольной улыбкой: он приготовил друзьям сюрприз. На тарелках появилось какое-то густое, коричневатого цвета месиво.

— Что за каша? — поинтересовался Дмитрий.

— Ешь, Дик, ешь. Хвалить будешь. Все бечуаны едят. Все черные едят. Вкусно.

Оно и верно оказалось вполне съедобным, это вязкое и жирное сладковатое месиво с каким-то странным запахом и привкусом.

— Что же это все-таки? — не вытерпел и Петр.

— Ешь, Питер, ешь, — повторял Каамо. — Когда тарелка пустая будет, я будет рассказать.

Ох и взбеленился Дмитрий, когда узнал, что он ел! Оказывается, Каамо подал им высушенную на огне, истолченную и смешанную с медом саранчу.

Дмитрий вытаращил глаза, нижняя губа у него отвисла. Довольный эффектом, Каамо хохотал и приплясывал, весело хлопая себя по ляжкам. Дмитрий схватил тарелку и запустил в парня. Тот увернулся и выскочил из комнаты. Дмитрий кинулся вслед, но Петр успел ухватить его.

— Стоп, Митя!.. А что случилось?

— Да как — что? Да я ему сейчас…

— Спасибо скажешь?

— Пошел ты к черту! — Однако Дмитрий сел. Посидел, боязливо ощупал живот, покрутил головой, усмехнулся: — Вот ведь оказия!..

Потом они всякий раз смеялись, вспоминая этот казус. У Каамо не было друзей, кроме Петра и Дмитрия. Правда, он привязался и к Марте, той молоденькой мулатке, которая стирала им. Каамо всегда старался услужить ей, помогал таскать узлы с бельем и воду.

Марта была наполовину француженка, наполовину бечуанка. Кровь белого отца, что ли, сделала ее смелой и разговорчивой. Местные парни побаивались не только ее языка, но и кулаков. Марта носила яркие, цветастые юбки и замысловато вышитые кофточки. Она любила звонкие песни, и еще задолго до ее появления на пороге дома все узнавали, что она идет к ним. Каамо начинал улыбаться, и Петр улыбался, а Дмитрий, если у них гостила Изабелла, улыбаться не решался: хозяйская дочь не очень-то признавала «эти шашни с цветными».

Входя, Марта здоровалась весело и громко, а перед Изабеллой делала почтительный книксен.

— Ну, мои большие ребенки, — говорила она, — давайте ваши грязные штанишки и рубашки.

— Садись, Марта, выпей кофе, — приглашал обычно Петр.

— О нет, спасибо, масса Питер! Марта недостойна такой чести, — смиренно отвечала мулатка, а сама, глазами указывая в сторону Изабеллы, делала такую уморительную рожу, что Петр и Каамо прыскали.

Это повторялось почти каждый раз. Потом Каамо забирал узел с бельем и говорил:

— Я немножко помогу Марте. Скоро ждать меня не надо. Я буду шляться.