Странная девочка

А на сердце у Кати не легче. В поезде-то хоть тётенька с кошёлками была — до чего же оказалась хорошая!

Катя медленно идёт по какой-то улице. Прохожих кругом немного. У кого же спросить про Дубки? От робости и застенчивости у Кати язык присыхает к нёбу, она не может заставить себя заговорить с незнакомыми.

Витрина магазина. Какого, неизвестно: витрина пуста. За ней громоздятся доски, прислонённые к столам. Всё перепачкано извёсткой. Наверно, в этом магазине идёт ремонт.

Катя бесцельно, просто, чтобы собраться с духом, смотрит на доски и сбоку, в стекле витрины, видит часы. Который же это час? Катя глядит на часы, и на лице у неё недоумение. Что такое? Уже давным-давно она умеет узнавать время по часам, а тут ничего не понимает. На круглом циферблате больших часов очень странные закорючки вместо цифр, — Катя таких никогда не видела.

«Тут и часы не такие», — думает она с тоской и отходит от витрины, так и не догадавшись, что разглядывала она не самые часы, висящие у стены дома, а их отражение в толстом витринном стекле.

Катя то идёт, еле переступая ногами, то останавливается и стоит, озираясь по сторонам. Наконец она делает невероятное усилие и обращается к идущей мимо пожилой женщине с усталым и как будто добрым лицом.

— Скажите, пожалуйста…

Свой собственный голос кажется Кате до противности тоненьким. Услышала ли его женщина? Да, услышала. Она останавливается и наклоняется:

— Ты что-то сказала мне, девочка?

— Да, сказала. Скажите, пожалуйста, где Дубки?

— Какие дубки? Я тут дубков не вижу. — Вот берёза, а вон там тополь.

— Мне не дерево надо, а деревню, — удивляясь недогадливости женщины, говорит Катя. — Дубки — это деревня, там сейчас моя тётя живёт у двоюродной бабушки.

— У двоюродной бабушки, — машинально повторяет женщина и вдруг улыбается, на носу у неё собираются морщинки. Но, взглянув в Катино лицо, она перестаёт улыбаться, а наоборот, хмурится. Морщинки с носа переходят на лоб. — Как, ты сказала, называется эта деревня, где твоя тётя с… бабушкой?

— Дубки! — твёрдо говорит Катя.

— Дубки, Дубки… — соображает женщина. — По-моему, здесь такой деревни и нет.

Катя моментально пугается и от испуга краснеет. Она вот-вот заплачет. Но ведь не могли же в самом деле увезти Тимочку в деревню, которой нет!

— Такая деревня должна быть! — заявляет она строго. — Её не может не быть!

— Да ты не волнуйся, деточка, — успокаивает её женщина. — Может быть, и есть такая деревня, да я что-то не вспомню. А ты из Ленинграда приехала? С кем ты приехала?

Но Катя, не ответив, невежливо бежит прочь. К чему разговаривать с тёткой, которая не помнит Дубки? Ведь это не просто какая-то там деревня. Туда увезли Катиного брата!

От беспокойства, что она не найдёт Дубки, Катю покидает робость.

Прохожие оглядываются на девочку в сбившемся на затылок берете и в расстёгнутом пальтишке. Девочка кидается к мужчине в высоких сапогах и о чём-то его спрашивает. На боку у мужчины свисает из-под пиджака верёвочный хвост — наверно, засунул кнут за пояс. Мужчина мотает отрицательно головой. Тогда девочка бросается к сгорбленной старушке и сейчас же отбегает. На усталом большеглазом лице девочки тревога и умоляющая настойчивость.

Прохожие останавливаются, кое-кто идёт в сторону девочки. Люди спрашивают друг друга:

— Что с этой девочкой? Потерялась она, что ли? Что ей надо?

Но вот девочка перестаёт метаться. Она стоит возле девушки в синем костюме, резиновых сапогах и с портфелем в руке. Девочка подняла голову и насторожённо смотрит прямо в лицо девушки. Девушка что-то ей объясняет, показывает рукой вдоль улицы. Потом поправляет берет на голове девочки, треплет её по щеке. Девочка радостно кивает и направляется по дороге. Вид у неё решительный. Она всё ускоряет шаги.

Прохожие идут по своим делам.

БОСОНОГИЙ СМЕЛЬЧАК

Поблагодарив девушку и не переставая повторять: «Прошагай до поворота, пересеки поле, пройди лесочком, а там и Дубки виднеются», Катя пустилась было бегом. Но ноги не хотели бежать. Правая нога сразу споткнулась о какой-то камешек. Левая нога попала в колею на дороге, полную воды. И вдруг Катя почувствовала, что внутри у неё пусто, как у целлулоидной игрушки. А, да она страшно хочет есть!

Не раз Катя слышала, что есть на улице неприлично. Засовывать в рот котлету посреди Невского или Литейного, наверно, и правда, не годится. Но и Невский, и Литейный, и улица Некрасова, на которой жила Катя, были так далеко. Вообще казалось сомнительным, что где-то существуют эти проспекты и улицы.

Без колебания Катя присела у дороги на короткую травку, развязала свёрток, развернула газетную обёртку. Какие вкусные Сашины котлеты! А пирожки-то! Катя и не знала, что Фрося умеет такие печь.

Съев добрую половину своих припасов, Катя аккуратно завернула остатки и, сытая, не спеша, мирно пошла по дороге. Она внимательно поглядела вокруг. Её окружал незнакомый мир. И мир этот был прекрасен.