- Нет, Аня. Всё так и было, как хочу рассказать. Поведаю тебе обо всём, пока не преставился окончательно. Умру-то только уже в этом с одной стороны родном, с другой совсем не родном мне мире. Вот судьба? Было-то как жутко и необычно для моего ума и тела. Я от зимы до зимы в пятом году, трясся от страха и не мог понять, какая сила меня обуяла и забросила через врата ада прямо в тот мир, где как бы я уже существовал в таком же облике, но никак не мог встретиться сам с собой. Я знал, что я есть ещё один, но бесовская сила всегда отводила меня от жуткой роковой встречи. Я может быть всё ещё жив и в том родном для меня приделе мироздания, и в этом. Я ведь не настолько тёмен умом, чтобы не знать об этом. Я ведь всё чувствую душою. Вот и знаю, что поповский ад, если туда занесёт человека хоть умершего, хоть живого - это только дорога или обратно в родной мир, или тебя, как они черти преисподней говорили мне, отправят для искупления греха ещё куда-то, где может быть и не хуже чем дома, но всё не твоё и от этого страшно и без несчастья не обходится.
Вот как у меня вышло? С тех пор как я столкнулся с демонами, так всё и решаю, то ли они по ошибке меня сюда отправили, то ли я сам ошибся и не в ту сторону шагнул у тех самых Царских кованых ворот закрывающих или, скорее всего, открывающих проход в ад. Не смог я понять, почему отворились эти врата для меня? Я и сейчас думаю, если есть такой адский проход во дворце, так он предназначен для царствующих особ и их приближённых. А меня видать туда чужим нечаянным ветром занесло. А понимать, что со мной случилась жуткая оказия, я в полной мере стал только когда в Смоленске к дядьке своему Ивану Коровину пришёл. Позже в тюрьме я с одним умным человеком говорил об адском приделе, так он мне сказал чудную вещь. Он говорит, что люди в своей жизни часто живут то в одном, то в другом - рядом расположенном мире и даже не замечают этого, так они схожи эти противоположные сферы. А если, сказывал узник и замечают что неладное, то подумают, что запамятовали или сопрут всё на естественные изменения в окружающем. Оно и правда, всё быстро изменяется в мире жизни. Он сказал, что людям так легче переживать не очень понятное для их разумения. Умный был революционер, но потом почему-то застрелился? Да ты о нём знаешь. Это он документ о моей реабилитации прислал в областное управление. - Старик горестно помолчал, припомнив важного в своей жизни человека.
- На своей шкуре испытал я адский придел, но что-то у бесов пошло не так и они выкинули меня из своего тёмного заведения, но видать ошиблись или нарочно поиздевались, не вернули меня на место. - Степан дотянулся до жены и погладил Анну по мягким русым волосам. Душа старика тихо волновалась, предчувствуя завершение жизни тела.
- Умру я скоро и поэтому решил рассказать тебе свою загадочную историю. Детям потом передашь, когда они мудрости наберутся. Тебе жить ещё сорок лет, успеешь. - Попытался успокоить встревоженную женщину старик. - Тебе Аня не надо понимать, что со мной случилось. Я и сам мало что понимаю, но раз это случилось, значит, кому-то и для чего-то это было нужно. - Он провёл узловатым пальцем по слезящимся глазам.
- Я уже тебе рассказывал, как той морозной жестокой зимой пятого года в январе месяце пришёл в дом, как мне казалось, моего дяди, мастера столярных дел Коровина Ивана Андреевича. После страшного происшествия в подвале Петербургского дворца, я прибывал в необъяснимом безумии. Когда выполз из адской тьмы и оказался в штабе полка, то трясясь от страха и непонимания случившегося, потерял дар речи. Оказалось, что теперь по календарю двадцатое января. И документ на увольнение мне был выписан в штабе тем же числом. Но самым страшным и невероятным был факт того, что солдатскую книжку мне выдал совсем незнакомый офицер. От страха я не посмел что-то спросить у штабиста. Он долго и пристально смотрел на меня, но всё же узнал и, обратившись по фамилии и званию долго объяснял, как надо вести себя дальше. Я почти ничего не запомнил из его указаний, взял бумаги, получил причитающее по увольнению из армии жалование и быстро ушёл из расположения полка.
Меня трясло как в лихорадке, поднялся жар, а на железнодорожном вокзале я чуть было не потерял свой вещевой мешок. В себя пришёл только в вагоне. Так и доехал до Смоленска. Забился в тёмный угол и ехал, молчком перекручивая в голове странные события, навалившиеся на меня в Петербурге.