Страх Ада(СИ)

В Смоленске мне вновь пришлось разыскивать дом дядьки Коровина Ивана Григорьевича. Было удивительно и тревожно от того, что в моём восприятии все городские улицы и постройки поменялись местами. Они теперь выглядели как-то уловимо иначе и встречные люди не походили на тех, к которым я привык в период прошлого проживания, даже одежда на них была чем-то иной и говор, отличался от моей речи, будто и не жил я никогда здесь, не учился столярному мастерству у родного дяди?

Дом Коровина отыскал со страхом и не напрасно боялся, тут же понял, что в нём никогда не был и дядя меня не узнаёт, хотя, на мой взгляд, он ничуть не изменился, даже вроде бы помолодел, и седины в его усах было меньше. Всё как бы вернулось на круги своя, происходило заново и это страшно пугало.

Иван Григорьевич, после долгих разговоров о родне и моей службе, про тюрьму я ему умолчал, наконец, признал во мне племянника, жена его тихо запричитала, крестясь, помянула моих покойных мать и отца, принялась, как и восемь лет назад, собирать на стол угощение, а дядя выставил бутылку водки, чтобы выпить за встречу и порадоваться родственной душе прибившейся к его бездетному дому.

Свой же дом я разыскал на следующей неделе.

Изба на первый взгляд была той же, в которой я когда-то жил, но стояла на другой улице. В доме жила вдова с двумя ребятишками - мальчиком и девочкой. Но это была не моя супруга. Женщина была тощей, не в пример моей суженой и чёрной лицом, словно только что раздувала меха в кузне. На мои вопросы отвечала медленно и часто невпопад. Слова из неё надо было вытаскивать как ржавые гвозди из дубовой доски. Её грустные бесцветные глаза смотрели на меня как на посторонний предмет или как на таракана, выползшего из-за печи. Одним словом не моя это была Арина, хоть и звали её тем же именем. Мне пришлось долго допытываться до подробностей её жизни. Я ей назвался знакомым мужика главы их семейства и всё пытался узнать, что с ним, где он сейчас.

Оказалось, что её муж был схвачен губернской охранкой и заточён в местной тюрьме, где и умер от какой-то чахоточной болезни. У меня даже на сердце повеселело. Выходит не я это был? - Старик покачал седой головой и спросил глядя в пространство. - А может быть и я, только в другом мире, может действительно я там умер, а здесь и сейчас живой благодаря проискам демонов ада. Мне в пору, благодарить было "нечистых" за своё спасение и я, кажется, послал им мысленно благодарность.

Полдня я протолкался в той семье.

Женщина долго пристально вглядывалась в моё лицо, будто пыталась что-то вспомнить, но у неё ничего не получилось. Не узнавала она меня и для меня была чужим посторонним человеком. Дети её хоть и носили привычные имена моих отпрысков, но я их не смог узнать и по возрасту, они были помладше моих ребят.

Я сказал женщине, что знаком с её мужиком и что он действительно умер в тюрьме и просил вот зайти проведать семейство. Подыграл, значит, вдове. Что я мог ещё сказать? То, что со мной случилось, не поддавалось объяснению, в это невозможно поверить никому. И ты не поверишь Аня, да что с того, мне важно высказаться перед завершением жизни. - Старик махнул слабой рукой и продолжил рассказывать.

- Чернолицая баба, как только услышала про смерть мужа в тюрьме, плакать принялась, видно ещё теплилась у неё надежда, ждала она мужика. Плачет тихонько и за икону лезет рукой, подаёт мне солдатскую книжку своего покойного мужика. Я прочитал книжку и понял, что она точно такая же, как моя, в девятьсот пятом году выписанная в Петербурге штабным офицериком. В книжки и пенсия указана, но нет записи о моём семейном положении. Я понял, не могла вдова получать пенсию без меня. Сын её Федя сходил в горницу, и гармонь принёс, тальянку и подал мне. Я не знал что делать? Но гармонь взял и с тех пор играю на ней. Вот так всё происходило. - Вздохнул Степан Федорович.

- Я сунул книжку в карман, гармонь взял под мышку и сказал женщине, что буду приходить, проведывать её дом, и ушёл к Коровину. Надо было начинать всё с самого начала. Учиться столярному делу я решил, хотя вроде бы руки помнили и без того все премудрости будущей профессии и гармонь послушно играла. Так уж выходило, дважды мне пришлось осваивать столярное мастерство и я, это делал с особым упорством. Ты знаешь Аннушка о моём умении бондаря краснодеревщика, да и инструмент музыкальный мне подвластен. Это брат наука сложная, но мне далась легко. Талант не пропьёшь, как говаривал мой дядя. Он так говорил, потому что уже в то время я изредка напивался до чёртиков, всё боялся вновь в здравом уме в адский придел попасть, в руки страшного демона и его помощников. Хмель-то он не только ум, но и страх отбивает.

Однажды незадолго до того, как решил навсегда уехать из Смоленска, я осторожно рассказал Коровину, что какое-то время жил в ином мире. Иван не мог в полной мере осознать, в чем тут дело, не смог понять меня, хотя я упомянул ад, тюрьму и службу в гвардии. Иван долго молчал, обдумывая мой рассказ, потом сказал вполне серьёзно.