Страга Севера

После первого тоста хозяин попросил разрешения снять железо с крыши станции, – мол, по конфигурации у него дом точно с такой же крышей и не нужно перекраивать листы.

– Снимай, – разрешил полковник. – Все равно пропадет.

После второго тоста и второй партии шашлыков начальник НПС решился осторожно намекнуть, что железобетонные плиты перекрытия вроде бы получаются совсем ни к чему на списанной станции. Полковник согласился.

– Ну, если нет крыши и перекрытий – зачем нужны стены? – отважился хозяин, когда выпили по третьей. – Я посмотрел: кирпич белый, крепкий, а раствор между ними слабый. Разобрать можно.

– Раз пошла такая пьянка – режь последний огурец! – провозгласил Арчеладзе. – Разбирай!

– А трубу я прикажу засыпать, чтоб все чисто.

– Засыпай! Чтобы и следа не осталось!

Из людей, как из отчужденной земли, тоже выделялась белая пыль стронция.

После шашлыков сразу же поехали на аэродром. Прежде чем распрощаться с гостеприимным хозяином нефтепровода, полковник посоветовал, если понадобится, выкопать все трубы и взять себе. Или вообще приватизировать и станцию, и нефтепровод, пока кто-нибудь не опередил.

И оставил его в полном недоумении.

В Москву прилетели около семи часов вечера. Хотелось поехать домой, выпить соды и лечь: от шашлыков всю ночь мучила изжога. Однако он, сглатывая горечь, сел в свою машину и без всякого сопровождения отправился по адресу, где жил еще один исполнитель перекачки золотого запаса Сергей Васильевич Жабин. В Ужгороде он заразился мстительным чувством, которое теперь перерастало в тихую злобу. Ко всему прочему, моделируя в своем воображении примерную схему изъятия части государственной казны, он попытался представить главное лицо в этой операции – инициатора и руководителя. И тот образ, что нарисовался в сознании, разочаровал и неприятно поразил его. Это должен быть человек, по внутренней и внешней сути очень похожий на «папу». Только такой, невидный, тихий, скрытный, умеющий вовремя уйти в тень, чтобы потом вовремя же выйти из нее; человек, имеющий невероятную твердость воли, какую-то глубинную внутреннюю способность влияния на первых лиц в государстве и возможность управлять, не будучи официальным должностным лицом. Таким статусом обладали умудренные прозорливые старцы, начальники тайных канцелярий. Ни один гладко зачесанный, холеный и напомаженный член ЦК не мог бы управиться с такой задачей столь оригинально и блестяще. Все они так или иначе выросли из «начальников НПС», умели когда-то молниеносно организовать шашлыки и под них выклянчивать себе железа на крышу или должность повыше.

Образ «папы» втемяшился в голову и, как всякая навязчивая идея, медленно обволакивал сознание подозрительностью и недоверием. Полковник знал, что так нельзя – выполняя задание «папы», его же и подозревать, что это, наконец, непрофессионально: не имея абсолютно никаких улик и фактов, выдвигать подобные версии. Мало ли что взбредет!

Однако помимо воли – будто полковнику кто-то на ухо нашептывал – он твердил себе, что Комиссара он вычислил вот так же, по наитию. Ведь и зацепиться не за что было! Подумаешь, сделал замечание по поводу младшего Зямщица. А ведь именно за это полковник тогда зацепился, и Нигрей вчера добыл потрясающую информацию. Не почувствовал бы, пропустил бы мимо ушей то, что не было сказано вслух шефом, – так бы и остался с носом, так бы и думал о Комиссаре, как о «партийном» выдвиженце, идейном дураке.