Дара повезла полковника домой. Можно было обойтись и без подстраховки: Арчеладзе относился к тому типу людей, которые не терпели компромиссов в отношениях. Они либо доверяли человеку безгранично и полностью полагались на него, либо не доверяли вообще. За свое доверие они иногда жестоко расплачивались, как, впрочем, и за недоверие тоже. Но если они становились врагами, то отличались коварством и жестокостью.
Можно было не отводить ему глаза, однако Мамонт решил довести до конца избранный им психологический метод этой встречи. У полковника следовало оставить впечатление, словно он и в самом деле побывал в будущем – в некоем доме, где царят покой, живой огонь и гармония. Это должно остаться для него сном, где все реально, кроме места действия. Нельзя было приближать его, чтобы не начался процесс привыкания.
Возможно, потому Стратиг без нужды никого к себе не допускал.
Мамонту сейчас не хотелось ни думать о результатах встречи, ни анализировать их, – от бессонных ночей и постоянного напряжения наваливались усталость и безразличие. Не дожидаясь Дары, он пошел в свою спальню наверх, расстелил постель, но так и не лег. Зямщиц, прожив здесь всего два дня, словно насытил своим присутствием эти стены. Дара после него все вымыла и убрала, но Мамонту все время чудился его запах, чем-то отдаленно напоминающий запах лесного животного. Ему казалось, что так должен пахнуть горный козел. Зямщиц просился в горы. Он не уточнял, в какие, и Мамонт отправил его в Горный Алтай, где климат мягче, чем на Северном Урале. Даре пришлось слетать с ним в Барнаул на самолете и провезти его, по сути, «зайцем», поскольку не было паспорта, да и вид Зямщица с двухдневной щетиной по всему лицу вызывал если не подозрение, то пристальное внимание. В Барнауле Дара наняла такси, отвезла его за двести километров в горы и выпустила на волю. Зямщиц попрощался, ушел за ближайший куст, где тут же снял всю одежду, разулся и медленно вошел в лес.
Наверное, сейчас он уже испытывал наслаждение, бродя по осенним горам, поскольку вернулся туда, где ощущал свое гармоничное существование. Мамонту же стало неуютно не только в спальне, но и во всем доме. Как было объяснить полковнику Арчеладзе, что этот дом, которому он позавидовал, – лишь временное пристанище, а семья – совершенная фикция? И как все временное, пусть даже хорошо и богато обставленное, всегда вызывает чувство вокзала.
Ему тоже невыносимо хотелось в горы…
Дара вернулась около четырех часов утра и сразу заметила его подавленное состояние.
– Что с тобой, милый? По-моему, все складывается прекрасно?
– Мне отчего-то холодно и неуютно.
– Тебе нужно в постель, – решила она. – Иди и ложись, я подам тебе теплого молока.
– Не могу заснуть. Тем более в своей спальне, – признался он. – Мне все время мерещится Зямщиц…
– У тебя шалят нервы, дорогой, – определила Дара. – Это никуда не годится. Тебе нужно выспаться: мы же завтра должны ехать к Кристоферу Фричу.
– Да, я помню… А сейчас мы поедем в гости.
– В гости? Милый, ты сошел с ума! – засмеялась она. – Четыре утра! И к кому мы можем поехать в гости?
– Есть один дом, – неопределенно ответил он, – куда впускают в любое время.
– Как скажешь, милый, – сдалась Дара.
Они поехали на улицу Восьмого марта. Это было, конечно, нахальством, не укладывалось ни в какие рамки приличий, но Мамонта тянуло именно в эту семью. Он чувствовал там гармонию отношений и какое-то философски спокойное воззрение на весь окружающий эту супружескую пару мир. Ему, собственно, ничего и не хотелось – ни бесед, ни застолий; нужна была сама среда, воздух, стены этого дома.
Поднимаясь по темной лестнице, Дара все-таки спросила:
– Прости, милый, ты хорошо знаешь этих людей?
– Нет, – сказал он. – Я их совсем не знаю. Не знаю даже, как зовут.
Она заботилась о безопасности и, возможно, определялась, как себя вести.
– Это простые люди? Они никак не связаны…
– Никак, – успокоил Мамонт и нажал кнопку звонка. – Это простые и непростые люди.
– Никогда не была в гостях у простых, нормальных людей, – вдруг призналась она и тихо рассмеялась. – И почти ничего не знаю об их жизни. А мне так хочется просто жить…
Мамонт вспомнил Августу – последнюю любовь Ивана Сергеевича. Она тоже мечтала построить домик в горах, нарожать много детей…
Об этом мечтают все, и он в том числе, но это мало кому удавалось в мире, лишенном гармонии.
После звонка за дверью тут же послышались торопливые шаги. Хозяйка отворила, даже не спросив кто. Мелькнувшая на лице ее радость мгновенно сменилась легким разочарованием: она кого-то ждала и потому не спала.
– А, это ты, есаул… Ну, входите!
– Моя жена, – представил Мамонт Дару. – Надежда.
– Очень приятно, – со скрытым смешком и странным намеком произнесла казачка. – Будем пить чай!
– Где же хозяин? – спросил Мамонт.
– Да известное дело, на войну ушел с вечера, – отмахнулась она. – Воюет, наверное.
– С кем?
– А кто его знает, с кем… Это казачье дело. Главное, шашкой помахать. – Хозяйка повела гостей на кухню. – Присаживайтесь!