Страдать, чтобы простить

А затем я вспомнила. И стиснула зубы, чтобы снова не впасть в истерику. Казалось, что я по-прежнему держу в руках письмо, оно обжигает мне пальцы, а пропитанные ненавистью слова вонзаются в сердце.

Лучше бы тебе вообще не появляться на свет. Ты заставила страдать всех на своем пути.

Моя мать нередко срывала завесы над страшными тайнами прошлого, особенно под влиянием алкоголя. Она всегда умела наносить удары ниже пояса. Но эти слова… Именно их она написала перед тем, как наложить на себя руки. Именно так она думала, стоя на краю могилы. Ей было мало ранить меня в самую душу, она хотела забрать мою душу с собой.

И вот теперь тебе придется жить дальше с осознанием того, что я лишила себя жизни именно из-за тебя.

Я судорожно всхлипнула.

— Все хорошо, — ласково прошептал он, придвинувшись поближе, чтобы обнять меня.

Я прижалась лицом к его груди, вдохнула знакомый запах свежести и расплакалась, орошая слезами его футболку. Я захлебывалась рыданиями, сердце разрывалось на части — мне хотелось вынуть его из груди, лишь бы положить конец мучениям.

— Эмма, мы здесь, — услышала я голос Сары. Она сидела рядом и гладила меня по спине. — Все будет хорошо. Мы с тобой, мы тебя не оставим.

Затем меня снова начало клонить в сон, и я стала медленно проваливаться в темноту.

* * *

Чувствуя, что заснуть вряд ли удастся, я оглядел темную комнату. Эмма посапывала, уткнувшись мне в грудь, Сара свернулась калачиком у нее за спиной. Время от времени Эмма вздрагивала и стонала. Приходилось только догадываться, какие демоны терзают ее во сне.

Оставив девушек в спальне, я тихонько проскользнул в гостиную и сел на диван. Дверь гостевой комнаты была плотно закрыта, там сегодня ночевал Коул. Как завороженный, я смотрел сквозь стеклянную дверь в темноту в ожидании первых лучей солнца.

Сара появилась из спальни уже тогда, когда окутавшая пляж туманная дымка немного рассеялась. Она зевнула во весь рот и потянулась, вид у нее был помятый.

— Она спит? — Я еще не решил для себя, стоит ли вернуться к Эмме, чтобы быть рядом, когда она проснется.

— Если это можно назвать сном, — невнятно пробормотала Сара. — Эван, она спит. Нет никакой необходимости идти туда прямо сейчас. Давай для начала приготовим завтрак. Ты ведь у нас потрясающий кулинар. Разве нет?

— Ну да, конечно. — Я встал с дивана, чтобы размять затекшие конечности. — Сейчас что-нибудь сварганю.

Не вылезая из-под одеяла, я подняла глаза на сидевшую на краешке кровати Сару. Малейшее движение причиняло боль во всем теле.

— Есть хочешь? Эван готовит омлеты. Может, и на твою долю сделать? — спросила Сара.

Я хотела покачать головой, но ничего не получилось. И я снова уставилась в пустоту. У меня внутри поселилась чернота, и чернота эта подпитывалась давным-давно угнездившимся во мне чувством вины и обиды, она разъедала душу и тело, проникала буквально в каждую мою клеточку — и спасения от нее не было. Я потеряла способность чувствовать. Потеряла способность думать. Потеряла способность двигаться, поскольку малейшее движение порождало такую невыносимую боль, что мне хотелось умереть, чего, собственно, и добивалась моя мать.

— Она просто смотрит в никуда. И словно… меня не видит. Я не знаю, что делать. — Коул сел на стул и нервно потер руки. В его взволнованном голосе звучали панические нотки. — Что мы можем предпринять?