Страбон

Римский практицизм уже вошел в пословицу. И его связывали не только с римлянами, но и со всей эпохой римского господства, с романизацией Средиземноморья. Поистине прагматизм стал духом времени. Художественное творчество, абстрактные гуманитарные науки, «чистую» философию римляне отдавали грекам. Сами же себя они считали практиками — строителями, юристами, законодателями, администраторами, ораторами и, конечно, воинами. И они гордились не комедиями Плавта и Теренция, не лирикой Овидия, не фресками и не статуями, а дорогами, крепостями, юридическими кодексами, агрономией. Перерабатывая эллинское наследие, римляне трезво, без всякой восторженной сентиментальности приспосабливали его к своим нуждам или… отбрасывали, как бесполезное (кого, например, могла увлечь старомодная, некогда великая греческая трагедия, когда в цирке выступают гладиаторы!).

Плиний Старший был беспощаден к своим соплеменникам. При римских порядках, писал он, когда были открыты все земли и моря, научные достижения из-за слабой поддержки были не очень значительны. Причина — сугубо меркантильный подход к вещам, стремление всюду извлечь выгоду, непосредственную и скорую. Вергилий в «Энеиде» вполне серьезно оправдывал равнодушие римлян к астрономии, утверждая, что им не суждено изучать движение звезд и небес, ибо их задача — управлять миром и приучать народы к созидательной жизни.

Географию Цицерон считал «довольно неясной наукой», и в географическую теорию римляне по существу ничего нового не внесли. Что, конечно, вовсе не мешало им обзаводиться географическими картами, путеводителями, читать сочинения, где красочно описываются путешествия в экзотические края. Для такого «широкого» читателя и создавалось большинство географических произведений. Эта описательная география (теперь ее назвали бы страноведением) преследовала вполне практическую цель и знакомила с природой, климатом, историей, нравами и обычаями отдельных районов земли. Так писал, в частности, Полибий, которому география нужна была прежде всего для того, чтобы правильно отобразить военные мероприятия и походы.

Во времена Страбона, когда новое слово в гуманитарных науках (кроме истории) почти никем не произносилось, когда процветали энциклопедии, обобщающие труды, сборники, собрания цитат, переложения научных трудов и т. п., когда систематизация вытесняла творческую мысль, география подчас сводилась к перечню названий мест и народов с указаниями расстояний между различными пунктами. Так нередко писал, например, Плиний Старший, посвятивший географическим проблемам четыре книги (из тридцати семи) своей энциклопедической «Естественной истории». Собственно, проблем, строго говоря, не существовало. Уныло двигался он по карте, монотонно перечисляя: «У самого входа в Боспор расположен могущественный город Пантикапей Милетский [Керчь], в 37 тысячах шагов от Феодосии и в 2500 шагах от Киммерика по ту сторону пролива… Ширина Киммерийского Боспора 12,5 тысячи шагов, на нем города — Гермисий, Мирмекий, а на Меотиде [Азовское море] — остров Алопека. По побережью вплоть до Танаиса [Дон] живут меотийцы, за ними — аримаспы. Затем идут Рипейские горы и область, где постоянно выпадает снег, похожий на перья». И столь же бесстрастно заключает: «Эта часть света осуждена природой и погружена в густой туман. Там может рождаться только холод и храниться ледяной Аквилон».

Вопросов не возникает. Проблем — тем более. Ученому не пристало удивляться, будто он неуч. Недаром еще Посидоний утверждал, что «изумляться свойственно людям неразумным, когда они имеют дело с вещами выше их понимания». И вот без каких-либо признаков удивления, как о чем-то вполне естественном Плиний сообщает о гиперборейцах, которые не знают ни раздоров, ни недугов и умирают только тогда, когда устают жить: «старики, отпировав и насладившись роскошью, прыгают с какой-нибудь скалы в море».

И вдруг неожиданно, как вздох: как мала земля, «место нашей славы, где мы занимаем должности, управляем государством, стремимся к богатству, ведем войны»! А ведь удел каждого — полтора метра земли. (Замечу, что сказано это за 1000 лет до мудрого Омара Хайяма и за 1600 лет до всепонимающего принца Гамлета.)