Стоунхендж

К рассвету большинство воинов-йерниев уже повалились спать — прямо в пыль, — другие могли только кивать пьяными головами. Тогда-то к костру вышел Ар Апа и принялся горделиво расхаживать перед ними, громким охрипшим голосом расхваливая свои деяния и силу рук. Ночью он экономил силы и ограничивался недолгими выступлениями, сохраняя силы для последней попытки, которая должна была произвести решающее впечатление на полусонных и пьяных воинов. Дело близилось к успешному завершению. В предутренние часы он начал свой монолог, перекрикивая всякого, кто пытался его перебивать; одного пьяного воина, непременно желавшего говорить одновременно с ним, пришлось даже утихомирить щитом. Речь Ар Апы была не хуже и не лучше, чем у всех остальных, однако сил у него оставалось значительно больше, поэтому все принимались уважительно кивать головами, прежде чем, засыпая, свалиться на землю. Когда солнце прогнало утренние туманы и поднялось над горизонтом, он все еще с пылом расписывал собственную силу и прочие достоинства. И наконец, глубоко вдохнув, прокричал собственный боевой клич над склоненными головами:

— Ар Апа абу! Время проходить огонь и очищать скот!

Воины-йернии зашевелились, отвечая согласными воплями. Осушив последние капли эля из чаш, они отправились облегчаться к стенкам хлевов… в воздухе густо запахло мочой. Когда Эсон проснулся, Интеб и Эйас были с ним рядом. Они отправились наружу, чтобы присоединиться к остальным за стенами дана, и с интересом заметили, что женщины и дети йерниев помогают мужчинам выволакивать огромные плетенки.

Поваленные набок, они напоминали огромные неровные корзины, открытые с одного края, но в два человеческих роста. Их бросили снаружи — по обе стороны входа в дан — и оставили до поры… наконец из хлевов под вторым этажом, служивших и местом заточения, извлекли пятерых жалких пленников. Ноги их оставались связаны, они спотыкались и падали, их поднимали уколами копий. Подняться было сложно — руки были связаны за спиной. Это оказались тоже йернии — об этом свидетельствовали одежда, выбеленные усы и волосы — но их Эсон в этом дане не видел. Эсон окликнул стоявшего поблизости воина, выкрикивающего проклятия пленным… впрочем, чтобы добиться ответа, пришлось его еще дернуть за руку.

— Это? Воры, подлые воры. Явились красть наш скот, но мы их заметили. Они из Дан Финмог, но сейчас уходят совсем не туда! — расхохотавшись над собственной шуткой, он вновь принялся закидывать пленников кусками сухого навоза, как это делали все вокруг.

Пленников вывели за стены; там, в кольце воинов, вооруженных копьями и топорами, им разрезали веревки на руках и затолкали в плетеные сооружения — троих в одно, оставшуюся пару в другое. Когда узники оказались внутри, йернии с криками навалились на верхний край огромных корзин, опрокинувшихся под весом вверх дном. Теперь, когда основания плетенок оказались на земле, стало ясно, что они собой представляют.

Это были головы. Отверстия ноздрей обмазаны охрой, вместо глаз нарисованы черные круги с кровавым пятном в центре. Длинные кривые сучья изображают рога. При весьма отдаленном сходстве корзины несомненно изображали бычьи головы. Края их заостренными кольями прибили к земле и стали обкладывать снаружи хворостом. Всем распоряжался тот самый друид, что совершал вчера похороны, ему помогали двое мужей помоложе, облаченных в столь же длинные одежды. Пленники хватались за прутья, дикими глазами глядели на кричавшего друида. Толпа притихла.

— Безмолвными змеями на брюхе приползли вы сюда; горностаями между кочек ползли вы сюда. Духами полуночными ползли вы сюда из Дан Финмог — и мы знаем зачем. Скот в Дан Финмог зашелудивел, попадал и сдох — и ваши зубы стучат от страха. Вы знаете, что нет лучших коров, чем здесь, нет более жирных коров, чем здесь, нет более сладкого мяса, чем здесь! И вы пришли украсть наших коров, но позабыли о воинах! — ответом ему был общий вопль, грохот топоров о щиты и проклятия. Не прерываясь, друид продолжал.

— Сотня и сотня воров пришла к нам, сотню и сотню врагов сразили воины и сложили из отрезанных голов груду, что стала выше, чем крыша дана. Но пятерых мы взяли а плен, ибо так было правильно: близилось время самайна, время очищения скота. Вот потому-то вы и здесь.

Раздались крики, немедленно утихшие, когда друид, распрямившись, неторопливо поднял от земли правую ногу, балансируя на другой.

— Одна нога, — выкрикнул он и еще медленнее стал тянуть вверх ногу. — Одна рука, — крикнул он еще громче и указал на заточенных под плетенками. — Один глаз! — заорал он изо всех сил и, зажмурив левый глаз, склонил голову набок. — Смерть им! В огонь! Смерть, смерть, смерть!

Так завершился обряд и началось развлечение.