Сторона Германтов

Разумеется, вслух г-жа де Вильпаризи проповедовала не слишком заманчивые достоинства, такие как сдержанность и умеренность; но для того, чтобы воздавать должное умеренности, недостаточно одной умеренности, нужен еще литературный талант, подразумевающий неумеренную восторженность; в Бальбеке я замечал, что г-жа де Вильпаризи не признавала гениальности за некоторыми великими творцами, а лишь тонко высмеивала их, придавая своему пренебрежению изящную и остроумную форму. Но хотя словесная изощренность и меткость служили ей, чтобы высмеивать высочайшие образцы литературы и искусства, зато сами по себе эти качества развились в ней до уровня высочайшего артистизма. А такие качества оказывают на положение человека в свете потенциально пагубное влияние, как сказали бы врачи, пагубное и столь вредоносное, что за несколько лет оно разрушает самый прочный фундамент. То, что у артистических натур зовется умом, светскому обществу представляется простой напыщенностью: ведь общество неспособно разделить ту единственную точку зрения, с которой обо всем судят творческие люди, потому что та особая страсть, что заставляет творца выбрать выражение, провести параллель, совершенно непонятна светским людям, вызывает у них усталость и раздражение, от которых один шаг до неприязни. Между тем и в беседе, и в мемуарах, которые г-жа де Вильпаризи опубликовала позже, она рассуждала обо всем с чисто светским изяществом. Она мельком упоминала выдающиеся события и явления, не углубляясь в них, а иной раз и не понимая их значения, и почти ничего не запомнила из прожитых лет, хотя, впрочем, с изрядной точностью и обаянием описала все, что было в них самого легкомысленного. Но даже если в книге не описываются вещи интеллектуального порядка, все равно эта книга — плод интеллектуального усилия, и чтобы передать в книге или в беседе, которая немногим отличается от книги, всеобъемлющее ощущение легкомыслия, необходим более или менее серьезный подход к теме, а чисто легкомысленный автор на него неспособен. Когда я читаю женские мемуары, признанные гениальными, и натыкаюсь на фразу, которую цитируют как образец невесомого изящества, мне всегда кажется, что мемуаристка, чтобы достичь подобной легкости, должна была в свое время овладеть неподъемным грузом наук, нудной тяжеловесной культурой и что в юности она, по всей вероятности, казалась подружкам занудой и синим чулком. И между определенными литературными достоинствами и светским неуспехом существует настолько неизбежная связь, что, когда мы сегодня читаем мемуары г-жи де Вильпаризи, нам достаточно в них точного эпитета или метафоры, чтобы с их помощью вообразить себе изысканное, но ледяное приветствие, которое бросала старой маркизе на лестнице какого-нибудь посольства снобка вроде г-жи Леруа, при случае завозившая ей загнутую визитную карточку по дороге к Германтам, но никогда не бывавшая у нее в салоне из страха уронить себя в обществе всех этих жен врачей и нотариусов. Быть может, в ранней молодости г-жа де Вильпаризи и была синим чулком; упиваясь своими знаниями, она, быть может, порой не удерживалась от саркастических замечаний по адресу светских людей, менее умных и образованных, чем она, а таких обид люди не забывают.