Теперь, когда размеренным беседам дипломатов и веселым мирным искусствам пришел на смену неистовый вихрь войны, в котором удары сыплются с обеих сторон, меня бы не слишком удивило зрелище двух врагов, утопающих в крови. Но я никак не мог понять (как те люди, которые считают нелепостью, что между двумя странами вспыхивает война, хотя весь вопрос сводится к небольшому уточнению границ, или что больной умирает, хотя у него просто увеличена печень), каким образом у Сен-Лу вслед за словами, не лишенными некоторого оттенка любезности, последовал жест, совершенно из них не вытекавший, ничем с ними не связанный, жест, не только выражавший презрение к правам человека, но и нарушавший причинно-следственную связь, порожденный исключительно гневом, — жест, возникший на пустом месте. Журналист зашатался под тяжестью удара, побледнел, но, к счастью, после недолгих колебаний не решился дать отпор. Один из его друзей отвернулся и стал внимательно рассматривать за кулисами какого-то человека, которого, разумеется, там не было; второй притворился, будто ему в глаз попала соринка, и принялся с гримасой страдания на лице щипать себе веко; третий бросился прочь с криком:
— Боже мой, кажется, уже поднимают занавес, мы останемся без мест.
Я хотел заговорить с Сен-Лу, но его переполняло негодование на танцовщика — оно заволокло ему глаза и, как внутренний каркас, проступало наружу сквозь туго натянутую кожу щек; его внутреннее возбуждение передавалось полным внешним оцепенением; он был не в состоянии успокоиться, между нами словно выросла стена: он не слышал меня и не отвечал на мои слова. Друзья журналиста увидели, что все кончилось, и подошли к нему, еще дрожа. Им было стыдно за свое бегство, и теперь они изо всех сил старались его убедить, будто ничего не заметили. Поэтому один сетовал на соринку в глазу, другой распространялся о том, как по ошибке решил, что занавес уже поднимают, третий твердил о необыкновенном сходстве какого-то незнакомца с его братом. Они даже были на него несколько обижены, почему он не разделяет их переживаний.
— Как это ты ничего не заметил? Ты что, слепой?
— Вы все трусы, вот и все! — пробормотал журналист, получивший пощечину.
И тут друзья изрекли слова, совершенно не вязавшиеся с выдумками, которые они выдавали за правду (но им до этого не было дела), благо в подобных обстоятельствах эти выражения незаменимы: «Ну, закусил удила, не дуйся, какая муха тебя укусила?»