Читаем Столп огненный полностью

– Никому из государей не понравится, если появится кто-то, притязающий на трон, – осторожно ответил Нед. – Королева Елизавета огорчилась, когда король Франциск и королева Мария стали именовать себя правителями Англии и Ирландии, а не только Франции и Шотландии. Тем не менее мы знаем, что Елизавета верит в неоспоримое право Марии править Шотландией и не станет вставать у нее на пути.

Это была правда, но не вся: на самом деле Елизавета разрывалась между противоречивыми желаниями. Она всей душой верила в право престолонаследия, но опасалась Марии как соперницы, желающей занять ее собственный трон. Вот почему она хотела, чтобы Мария осталась во Франции.

Пьеру, возможно, это было известно, однако он сделал вид, что Нед его убедил.

– Приятно слышать. Скотты ведь любят свою королеву, не так ли? – Француз повернулся к Марии. – Они встретят ее радостными возгласами и праздничными кострами[48].

Мария улыбнулась.

– Думаю, так все и будет, – проговорила она.

Дурочка, грустно подумал Нед.

Джеймс хотел было что-то сказать – должно быть, собирался без обиняков изложить все то, о чем лишь размышлял Нед, – но Мария опередила брата:

– Уже полдень. Давайте перекусим. Договорить можно потом.

Она встала, и все в приемной тоже поднялись.

Нед сознавал, что провалил задание, но все же предпринял последнюю попытку:

– Ваше величество, полагаю, с вашей стороны будет верхом неразумия возвращаться в Шотландию.

– Вот как? – высокомерно осведомилась Мария. – Пожалуй, я все-таки туда вернусь.

8

Пьер провел в Шампани большую часть наступившего года – и возненавидел эти края, потому что ощущал себя в сельской местности совершенно беспомощным. Де Гизы утратили значительную часть своего влияния при дворе, королева Екатерина поддерживала, хоть и с немалым трудом, мир между католиками и протестантами, а он, Пьер, ничего не мог поделать, изнывая в глуши, в сотне миль от Парижа. Вдобавок ему не нравилось находиться так близко от места своего рождения, ведь там все знали правду о его скромном происхождении.

В конце февраля 1562 года, когда герцог Франсуа наконец-то решил покинуть свой сельский оплот в Жуанвиле и перебраться в столицу, Пьер с радостью присоединился к нему. Для Пьера это была долгожданная возможность вернуться в большую игру.

Поначалу отряд двигался по узким и грязным дорогам, что вились в стылом свете зимнего солнца между свежевспаханных полей и унылых по зиме виноградников. Меченого сопровождали две сотни вооруженных охранников, которыми командовал Гастон ле Пан. Некоторые из этих охранников были вооружены недавним изобретением – шпагами, то есть мечами с узким и длинным лезвием. Охранники были одеты как придется, но многие из них носили герцогские цвета – красный с желтым. Со стороны отряд, должно быть, выглядел как подразделение иноземной армии, вторгнувшейся во Францию.

Последнюю ночь февраля Меченый провел в деревушке Донмартан. Там к нему присоединился младший брат, кардинал Луи де Гиз, которого за чрезмерную любовь к вину прозвали Кардиналом-с-Бутылью. Охранники Луи пополнили ряды солдат ле Пана, а к мечам и шпагам теперь добавились длинноствольные аркебузы, в просторечии именовавшиеся «крючками» из-за своей характерной формы. Достаточно легкие, чтобы из них можно было стрелять с плеча, этим они выгодно отличались от мушкетов, которые приходилось ставить для выстрела на подпорки.

На следующий день, первого марта, выехали рано. В городке Васси предстояло встретиться с эскадроном[49] тяжелой конницы. К прибытию в Париж под знаменем Меченого должно было собраться достаточно солдат для того, чтобы помешать врагам напасть на герцога.

Васси стоял на реке Блэз, вдоль берегов которой тянулись водяные мельницы; на окраине дымили кузницы. Приближаясь к южным воротам, отряд де Гизов услышал перезвон колоколов. Обычно, когда церковные колокола звонили в неурочный час, это предвещало беду, и Меченый спросил у прохожего, что происходит.

– Верно, протестанты созывают своих на службу, – ответил прохожий.

Герцог мгновенно разъярился, испещренное шрамами лицо побагровело.

– Протестанты звонят в колокола! – прорычал он. – Откуда они их взяли?

Перепуганный прохожий попятился.

– Не могу знать, ваша милость.

С таких вот протестантских штучек уже начинались, бывало, полноценные мятежи. Пьер приободрился. Вполне возможно, протестанты скоро поплатятся за все свои гнусности.

– Даже если указ о веротерпимости станет законом – чего, надеюсь, никогда не случится, – проговорил Меченый, – протестантам полагается устраивать свои сборища скромно! Колокола – это скромно?

Прохожий промолчал, однако герцог обращался вовсе не к нему, просто выплескивал свой гнев. Пьер понимал, отчего герцог Франсуа так взбешен. Городок Васси принадлежал Марии Стюарт, а теперь, когда королева отправилась в Шотландию, надзор за ее владениями перешел к Меченому, старшему из дядьев Марии. Иными словами, теперь это были его земли – и на них творилось непотребство.

Пьер поспешил вмешаться:

Перейти на страницу:

Все книги серии Столпы Земли ( Кингсбридж )

Столп огненный
Столп огненный

Англия. Середина XVI века. Время восшествия на престол великой королевы Елизаветы I, принявшей Англию нищей и истерзанной бесконечными династическими распрями и превратившей ее в первую державу Европы. Но пока до блистательного елизаветинского «золотого века» еще далеко, а молодой монархине-протестантке противостоят почти все европейские страны – особенно Франция, желающая посадить на английский трон собственную ставленницу – католичку Марию Стюарт. Такова нелегкая эпоха, в которой довелось жить юноше и девушке из северного города Кингсбриджа, славного своим легендарным собором, – города, ныне разделенного и расколотого беспощадной враждой между протестантами и католиками. И эта вражда, возможно, навсегда разлучит Марджери Фицджеральд, чья семья поддерживает Марию Стюарт словом и делом, и Неда Уилларда, которого судьба приводит на тайную службу ее величества – в ряды легендарных шпионов королевы Елизаветы… Масштабная историческая сага Кена Фоллетта продолжается!

Кен Фоллетт

Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза