– Как, говоришь, его зовут? – спросил он у жены, намеренно равнодушно.
– Никак. Отдай! – Одетта сбросила с себя одеяло, сделала движение, чтобы вскочить с кровати, но тут же громко вскрикнула, как если бы ее пронзила боль, и рухнула обратно.
Повитуха забеспокоилась.
– Ребенка нужно покормить, – сказала она.
Пьер заметил, что губы младенца вытянулись вперед, словно тот сосал грудь. Ничего, потерпит, пусть воздухом питается.
Повитуха попыталась отобрать у него ребенка силой. Перехватив младенца одной рукой, Пьер отвесил ей оплеуху, и женщина повалилась на пол. Нат завизжала. Одетта, бледная как смерть, снова села. А Пьер направился к двери, унося младенца.
– Вернись! – крикнула Одетта. – Молю тебя, Пьер! Не забирай мое дитя!
Он вышел из спальни и захлопнул за собой дверь.
Спустился по лестнице. Снаружи было по-весеннему тепло, но Пьер все-таки накинул плащ, чтобы спрятать ребенка. Правда, тот хныкал, ну да ладно.
Пьер покинул дом. Младенцу, похоже, нравилось движение: когда Пьер пошел быстрым, уверенным шагом, новорожденный замолчал. Это было чрезвычайно приятно; лишь сейчас Пьер осознал, как изводило его хныканье младенца.
Он направился к острову Ситэ. Избавиться от младенца будет довольно просто. В соборе имелось укромное местечко, куда приносили нежеланных детей: их клали к подножию статуи святой Анны, матери Богородицы и небесной покровительницы материнства. По обычаю, священники выставляли подброшенных младенцев в колыбельках на всеобщее обозрение, и порой находились мягкосердечные глупцы, которые забирали этих детей. А тех, кого не усыновляли, растили и воспитывали монахини.
Ребенок под мышкой у Пьера пошевелился, и Пьер вновь ощутил странное, необъяснимое желание полюбить это отродье и заботиться о нем.
Конечно, придется постараться, чтобы объяснить исчезновение ребенка де Гизов, пусть и бастарда, но Пьер уже придумал подходящее объяснение. Вернувшись в дом, он выгонит повитуху и служанку. А кардиналу Шарлю расскажет, что ребенок родился мертвым, а Одетта, мол, обезумела от горя настолько, что отказывается это признавать. Продолжая идти к собору, Пьер сочинил несколько подробностей – дескать, она пыталась кормить трупик грудью, наряжала его, клала в колыбель и уверяла, что ребенок заснул…
Шарль, разумеется, что-то да заподозрит, однако в целом история вполне правдоподобная, а доказательств обратного никаких, поэтому Пьер почти не сомневался, что справится. За минувшие два года он твердо усвоил, что кардинал Шарль его недолюбливает и вряд ли изменит свое мнение, но при этом считает его чересчур полезным, чтобы обращать внимание на некоторое своеволие. Пьер знал наверняка – пока остается незаменимым, он может чувствовать себя в безопасности.
На улицах было как всегда многолюдно. Пьер миновал громадную кучу мусора – пепел, рыбьи кости, поношенная обувь, зловонное человеческое дерьмо и помет с конюшен… Ему пришло в голову, что младенца вполне можно оставить в очередной такой куче, нужно только убедиться, что никто не увидит. Но потом Пьер заметил крысу, глодавшую голову мертвой кошки, и сообразил, что младенца ожидает та же участь, разве что его примутся глодать заживо. Нет, на это у него духа, пожалуй, не хватит, он все-таки не чудовище.
Пьер пересек реку по мосту Нотр-Дам и вошел в собор. Очутившись в нефе, он неожиданно для себя засомневался в своем плане. Как обычно, в соборе было много людей – священников, молящихся, паломников, уличных торговцев и шлюх. Пьер медленно прошел по нефу и поравнялся с боковой часовенкой, посвященной святой Анне. Сможет ли он положить ребенка к ногам статуи, оставшись незамеченным? Судя по всему, нет. Для отчаявшейся женщины, наверное, это не имело бы значения, поскольку никому не было бы до нее дела, и она успела бы ускользнуть и раствориться в толпе, прежде чем кто-нибудь соизволил бы спохватиться. Но на хорошо одетого мужчину непременно кто-нибудь посмотрит, просто из интереса. Если ребенок хотя бы пискнет, Пьеру грозят неприятности. Он плотнее прижал к себе крошечное тельце под плащом, чтобы заглушить любой звук, какой этому уродцу вздумается издать. Надо было прийти сюда поздно ночью или рано утром… Но куда прикажете девать ребенка?
Худенькая молодая женщина в красном платье привлекла внимание Пьера, и у него родилась мысль. Нужно предложить какой-нибудь шлюхе деньги, пусть заберет ребенка и подложит к статуе. Никто из гулящих девиц его не узнает, значит, и ребенок останется неопознанным.
Он совсем уже собрался обратиться к женщине в красном платье, когда, к своему ужасу, услышал из-за спины знакомый голос:
– Пьер, милый мой, как поживаешь?
Это был его университетский наставник.
– Отец Муано! – пролепетал Пьер.
Вот незадача! Если младенец заплачет, придется во всем сознаваться.
Красное, мясистое лицо священника лучилось улыбкой.
– Рад тебя видеть. Слыхал, ты образумился и завел семью.
– Ну да, – промямлил Пьер, изнемогая от дурных предчувствий. – Прошу прощения, святой отец, но мне сейчас некогда. Вынужден вас оставить.
Муано явно задела эта отповедь.