Столп огненный

– Ба! Я сражаюсь за вас! – вскричал король.

Этот обмен любезностями никого не обманул. Екатерина отвернулась, Мария нахмурилась. Все могли видеть на копье Генриха черно-белые ленты, цвета Дианы де Пуатье. Она обольстила Генриха всего спустя год после свадьбы короля, и вот уже двадцать пять лет Екатерина притворялась, что не знает об этом. Диана была гораздо старше соперницы, через несколько недель ей исполнялось шестьдесят, а Генрих давно успел обзавестись новыми любовницами, но Диана оставалась для него любовью всей жизни. Екатерина успела привыкнуть и смириться, но король все-таки ухитрялся порою разбередить старую рану.

Генрих ушел надевать доспехи, а дамы зашептались между собой. Екатерина между тем поманила Элисон к себе. Она всегда тепло относилась к чужестранке, проявившей сострадание и доброту к болезненному Франциску.

Екатерина повернулась спиной к остальным, давая понять, что беседа будет частной, и сказала вполголоса:

– Уже четырнадцать месяцев.

Элисон сразу сообразила, что королева имеет в виду. Ровно столько времени прошло с дня бракосочетания Франциска и Марии.

– Да. И она не в тягости.

– Тебе известно, почему? Она здорова?

– Говорит, что да.

– Но ты ей не веришь?

– Я не знаю, чему верить.

– Помню, я тоже забеременела не сразу, когда вышла замуж.

– Правда? – Элисон не могла не изумиться, ведь Екатерина родила Генриху десятерых детей.

Королева кивнула.

– У меня хватало забот, особенно после того, как моего супруга соблазнила Мадам. – Так все при дворе называли Диану де Пуатье. – Я преклонялась перед ним и преклоняюсь до сих пор. Но она пленила его сердце. Я думала, что смогу его вернуть, если рожу. Он по-прежнему приходил ко мне в постель – по ее настоянию, как я узнала впоследствии. – Элисон моргнула, такое услышишь не каждый день. – Но понести никак не могла.

– И что вы сделали?

– Мне было пятнадцать, от родных меня отделяли сотни миль, я была в отчаянии. – Екатерина понизила голос до шепота. – Я стала следить за ними.

Это признание смутило Элисон и потрясло ее до глубины души, но Екатерине, очевидно, захотелось выговориться. Беспечно брошенная королем фраза по поводу той, за кого он сражается, ввергла королеву в печаль, и ее потянуло на откровенность.

– Я подумала, что, быть может, веду себя с Генрихом как-то не так, и решила подсмотреть, чем они занимаются с Мадам, – продолжала Екатерина. – Обычно они забирались в кровать среди дня. Мои служанки отыскали уголок, из которого было удобно подглядывать.

Элисон словно наяву увидела юную королеву, что подсматривает в щелку, как ее супруг-король развлекается с любовницей.

– Конечно, наблюдать было горько и обидно, потому что он любил ее, это было видно. Слышать я ничего не слышала. Да, они затевали игрища, мне до того неведомые, но в конце концов он имел ее точно так же, как имел меня. Единственная разница состояла в том, что с нею он наслаждался, а со мною исполнял долг.

Екатерина говорила ровным, спокойным тоном. Ее голос ничуть не дрожал, а вот у Элисон на глаза наворачивались слезы. Как только у нее сердце не разорвалось, подумала девушка о королеве. Ей хотелось о многом спросить, но она молчала из опасения, что Екатерина спохватится и перестанет откровенничать.

– Я перепробовала множество снадобий, в том числе самых отвратительных, делала себе внизу припарки из помета, но ничего не помогало. А потом пришел доктор Фернель, и от него я узнала, почему не могу забеременеть.

– И почему? – не удержалась от вопроса Элисон, совершенно завороженная рассказом.

– Королевский член был коротким и толстым, понимаешь? Он не мог просунуть его достаточно глубоко, так что мое девичество оставалось нетронутым, какой уж тут ребенок. Врач проткнул меня каким-то хитрым приспособлением, а месяц спустя я уже носила Франциска. Pronto[37].

С улицы донесся восторженный многоголосый крик, как если бы там подслушивали рассказ Екатерины и решили выразить одобрение. Элисон подумала, что, наверно, это король снова уселся на коня и изготовился к очередному поединку.

Екатерина положила ладонь на колено Элисон, словно желая задержать девушку еще немного.

– Доктор Фернель умер, но его сын ничуть не уступит отцу. Пусть Мария его позовет.

Интересно, спросила себя Элисон, а почему королева не скажет об этом Марии напрямую.

Будто прочитав ее мысли, Екатерина прибавила:

– Мария – гордячка. Если она сочтет, что я опасаюсь, как бы она не оказалась бесплодной, то может оскорбиться. Советы вроде моего должны исходить от подруги, а не от свекрови.

– Понятно.

– Будь так добра, поговори с нею.

Было странно слышать просьбу от королевы, привыкшей повелевать.

– Конечно, ваше величество.

Екатерина встала и направилась к окну. Прочие дамы присоединились к ней и стали смотреть, что происходит снаружи.

Посреди улицы выставили две изгороди, так что получилась длинная и узкая площадка. В одном ее конце стоял королевский жеребец по имени Мальере; в другом виднелся конь Габриэля, графа де Монтгомери. Посреди площадки была перегородка, мешавшая животным сталкиваться между собой.