Читаем Столп огненный полностью

Мужчина отложил ножницы и шагнул навстречу Пьеру. Он назвался Дюбефом, опытным взглядом оценил дублет с прорезями и составил, похоже, определенное мнение о посетителе. Пьер даже слегка забеспокоился, не счел ли портной его наряд слишком пышным для протестанта.

Юноша назвал свое имя.

– Мне нужен новый камзол. Не слишком цветистый. Быть может, темно-серый.

– Как скажете, мсье, – настороженно отозвался портной. – Вы пришли ко мне сами – или вас кто-то надоумил?

– Второе. Печатник Жиль Пало.

Дюбеф расслабился.

– О, я хорошо его знаю.

– Он скоро станет моим тестем.

– Поздравляю.

Итак, первый шаг сделан, Пьера признали своим.

Несмотря на малый рост, Дюбеф ворочал тяжелые рулоны ткани на полках с легкостью, выдававшей давнюю привычку. Пьер выбрал ткань, серый цвет которой казался почти черным.

К его разочарованию, другие посетители не спешили заходить в лавку. Пьер стал прикидывать, какую пользу способен принести этот портной-протестант. Не будешь ведь торчать тут целый день в ожидании заказчиков. Можно, конечно, установить наблюдение за лавкой – Гастон ле Пан, начальник стражи де Гизов, наверняка подберет неприметного соглядатая, – но так не узнать имен тех, кто будет приходить, а значит, вся затея окажется бессмысленной.

Пьер велел себе думать; уходить из лавки с пустыми руками не хотелось.

Между тем портной взял длинный кожаный пояс и принялся обмерять Пьера и вкалывать разноцветные булавки в кожу, отмечая ширину плеч юноши, длину его рук, обхват груди и талии.

– Вы прекрасно сложены, мсье Оман, – сказал он. – Камзол на вас будет смотреться восхитительно.

Пьер пропустил эту лесть портного мимо ушей. Как, ну как же ему узнать имена заказчиков Дюбефа?

Покончив с измерениями, портной достал из ящика шкафа записную книгу.

– Могу я узнать, где вы живете, мсье Оман?

Пьер зачарованно уставился на книгу. Ну разумеется, Дюбеф должен знать, где проживают его заказчики! Иначе любой мог бы к нему прийти, сделать заказ, а потом сказать, что передумал. И потом, даже если у портного особенная память, даже если он запоминает все имена и все заказы, наличие письменного свидетельства избавляет от споров об оплате. Значит, этот Дюбеф, одержимый порядком, судя по его лавке, должен все записывать и где-то хранить эти записи.

Нужно как-то заглянуть в эту книгу. Именам, которые в нее внесены, самое место в его собственной книге, с черным переплетом, где перечислены все протестанты, выявленные до сегодняшнего дня.

– Где вы живете, мсье Оман? – повторил портной.

– О, простите. Я живу в коллеже Всех Душ[36].

Дюбеф вдруг обнаружил, что в чернильнице пусто. Он смущенно фыркнул и сказал:

– Это вы меня простите. Надо сходить за чернилами.

Когда портной скрылся в недрах лавки, Пьер решил, что хорошо бы удалить из помещения и его жену. Юноша приблизился к красавице – той было на вид лет восемнадцать, намного меньше, чем ее мужу, которому явно перевалило за тридцать.

– Скажите, вас не затруднит налить мне вина, горло промочить? Уж больно пыльно на улице.

– Конечно, мсье. – Она отложила шитье и вышла из лавки.

Пьер поспешно раскрыл портновскую книгу. Как он и рассчитывал, там перечислялись имена и места проживания заказчиков, заодно с подробностями насчет выбранной одежды и тканей и с точным подсчетом причитающихся и выплаченных средств. Некоторые имена юноша опознал: это были протестанты, которых он уже выявил. Отлично, просто отлично! В этой книге записана, должно быть, половина всех парижских еретиков. Роскошный вышел бы подарок для кардинала Шарля. Сунуть бы ее за пазуху и удрать, но это было бы опрометчиво. Надо постараться запомнить как можно больше имен.

Пьер старательно зубрил имена, когда у него из-за спины раздался возмущенный возглас Дюбефа:

– Что вы делаете?

Портной, судя по бледности лица, страшно перепугался. И правильно, подумал Пьер; ты, приятель, допустил непозволительный промах, оставив свою книгу на столе.

Юноша закрыл книгу и улыбнулся.

– Так, любопытствую. Прощу прощения.

– Это частные записи! – сурово произнес Дюбеф. Пьер видел, что портной вне себя от страха.

– Знаете, я выяснил, что знаком с большинством ваших заказчиков. Приятно видеть, что твои друзья платят по счетам.

Дюбеф не засмеялся этой шутке, но кто бы стал его винить?

Мгновение спустя портной откупорил принесенную чернильницу, обмакнул в нее перо и записал имя и место проживания Пьера.

Тут вернулась его жена.

– Ваше вино, мсье, – сказала она, протягивая Пьеру кружку.

– Спасибо, Франсуаза, – поблагодарил Дюбеф.

А у нее отменная фигурка, подумал Пьер. Интересно, что побудило ее сойтись с портным? Надежда на спокойную жизнь под опекой преуспевающего супруга? Или все-таки любовь?

– Если соблаговолите вернуться через неделю, считая от сегодняшнего дня, – сказал Дюбеф, – ваш камзол будет готов для примерки. Он обойдется вам в двадцать пять ливров.

– Замечательно. – Пьер решил, что на сегодня достаточно, допил вино, попрощался с портным и его женой и вышел из лавки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Столпы Земли ( Кингсбридж )

Столп огненный
Столп огненный

Англия. Середина XVI века. Время восшествия на престол великой королевы Елизаветы I, принявшей Англию нищей и истерзанной бесконечными династическими распрями и превратившей ее в первую державу Европы. Но пока до блистательного елизаветинского «золотого века» еще далеко, а молодой монархине-протестантке противостоят почти все европейские страны – особенно Франция, желающая посадить на английский трон собственную ставленницу – католичку Марию Стюарт. Такова нелегкая эпоха, в которой довелось жить юноше и девушке из северного города Кингсбриджа, славного своим легендарным собором, – города, ныне разделенного и расколотого беспощадной враждой между протестантами и католиками. И эта вражда, возможно, навсегда разлучит Марджери Фицджеральд, чья семья поддерживает Марию Стюарт словом и делом, и Неда Уилларда, которого судьба приводит на тайную службу ее величества – в ряды легендарных шпионов королевы Елизаветы… Масштабная историческая сага Кена Фоллетта продолжается!

Кен Фоллетт

Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза