«Вели ему пострищися, — советовал протопоп, — да и ты постригися, да прямою дорогой ко Христу тому побредите неоглядкою, а затем — как вас Христос наставит».
Уже закончил было писание, но вспомнил Меланью, наставницу Феодорину. От Меланьи получил Аввакум малое писаньице и фунта три сушёной малины. Сказал о ней слово ласковое, но не без строгости: «Она доброй человек, да пускай не развешивает ушей, стадо то Христово крепко пасёт...»
Благословил, прощаясь, Устинью-старицу, сидящую в Боровске.
Письмо было кончено. Аввакум придвинул чурбан к стене, высунулся в продух:
— Старче Епифаний!
— Ау! — откликнулся инок.
— Приходи ушицу есть. Жду!
Стрельцы тоже небось обедали.
Инок Епифаний выбрался из ямы, пооглядывался и припустил рысцой к Аввакумовой норе.
— Письмо в Боровск намахал. Благослови страдалиц.
Старец начертал своё обычное: «Многогрешный инок Епифаний, пустынник честныя обители соловецкия, в темницы, яко во гробе, сидя, Бога моля, благословение приписал. О, светы мои, новые исповедницы Христовы! Потерпим мало, да великая восприимем».
— Ну вот, готово! — сказал Аввакум, подсушивая дыханием чернила. — Ложку принёс?
— Принёс.
— Хлебай! Рыбку-то сразу бери. Густая нынче ушица.
— Сёмушка вкусна, но я хлёбово люблю.
— Ну и хлебай. Хлебца нет. Савва где-то запропастился.
— Ничаво! — сказал Епифаний, подставляя ладонь под ложку. — Солёненькая.
— Настасья Марковна расстаралась. Вон кошелька. Фунтов пять, а то и шесть.
— Пишет-то чего?
— Чего? Бестолковые! Одни поклоны. О Прокопии молчок.
— Значит, не виновен.
Аввакум сложил листок, спрятал в щель сруба, подсел к горшку.
— Письма письмами, а житие, смотри, не откладывай! Пиши, коли пишется, — учительски сказал Епифаний.
— Пишу! Кирилку, Царство ему Небесное, вчера помянул... Ох, навалились на меня сочиненьица. О Мелхиседеке я раздумался, старче. Книжку «Бесед» тоже надо завершать. Хочу успеть к Саввиному отъезду. Пусть в Боровск отвезёт.
— Мелхиседек — царь Салима, а Салим по-еврейски — мир. «Ведом во Иудеи Бог во Израили велие имя Его. И бысть в Салиме место Его и жилище Его в Сионе...» Фёдора бы нам, зело начитан.
— Оставь! — Аввакум выгнул дугою бровь. — Он теперь, вражий сын, кропает свою ложь на Троицу. Сами с усами. Уж как-нибудь обойдёмся без премудростей дьяконовских... Я ведь чего о Мелхиседеке речь-то завёл... Он — царь правды, царь мира. Апостол Павел о самом Христе сказал, кликая евреев на путь истины: «Быв наречён от Бога Первосвященником по чину Мелхисдека». А о самом-то праотце поведано нам хоть и скупо на слова, да краснее красного: «священник Бога Всевышнего».
— И Мелхиседек, царь Салимский, вынес хлеб и вино. И сказал: «Благословен Авраам от Бога Всевышняго, Владыки неба и земли. И благословен Бог Всевышний, который предал врагов твоих в руки твои».
— Авраам же дал ему десятую часть из всего, что добыл у царя Кедорлаомера и других царей Ховы, Дана, Дамаска. — Аввакум улыбнулся. — А ты говоришь, Фёдор! Читывали книги не хуже умника. Я в притче веду рассказ по «Слову Афанасия, архиепископа Александрьского о Мелхоседеце». Тут ведь что дорого! Мелхиседек назван сыном царя Мелхила, а мати его Салима, брат тоже Мелхил. Сей был любим отцом, и восхоте царь принести жертву великую богам истуканам. Покривил-таки сердцем, не самое дорогое оторвал от себя — Мелхиседека избрал в агнцы. Мелхиседек был дорог матери, уговаривала она царя бросить жребий, и пал жребий на Мелхила. Язычникам кровь проливать — сатанинское наслаждение. Кровь, старче, — жизнь! Оттого-то диавал и лакает её во всяком месте, где по-его живут. Эх, не будем говорить о нашей Россиюшке!.. Ну, царь Мелхил ради жертвы сына собрал пир на весь мир. Язычникам мало одного зарезать. Мелхил решил отправить на тот свет вместе с возлюбленным чадом и других своих сыновей от многих наложниц, и слуг, чтоб им служили за гробом, и воинов — было бы кого на войну водить. Скота без счету. Мелхиседек, светлая душа, с пиршества зверя ушёл никем не замеченный. Забрался на гору, в дебрю. И воззвал к Богу Небесному, и просил: да пожрёт земля отца его, и матерь его, и брата, и всех — жертву творящих истуканам. Господь услышал молитву, разверзлась твердь, и ухнули пирующие, и грады их, и само царство Мелхилово. Остался Мелхиседек един на той горе, не имеющий ни отца, ни матери, ни рода. И сё было уподобление Сыну Божьему. Господь наш Исус миленький воссиял на земле от Девы, не имея отца на земле, а на небеси без матери. Прежде век вечных от отца родился, не имея начала дням ни конца животу, по чину Мелхиседекову царь и священник.