Стоять до последнего

В углу сцены за маленьким столом сидел пожилой француз. Лицо его было все в шрамах. Он поднял деревянный молоточек и ударил в медный гонг.

«Расслабиться! Расслабиться!» – приказал Миклашевский сам себе, чувствуя, что он весь напряжен, что каждая мышца натянута, как струна. Вести поединок напряженно и скованно – это значит заранее обречь себя на поражение, ибо не будет ни легкости передвижения, ни должной реакции в защите, ни быстроты и скорости в атаках. Но ничего не мог поделать с внутренним напряжением и тяжелой мыслью, что вышел против профессионала… А вдруг то, что они демонстрировали в первом раунде, боксируя между собой, всего лишь «показуха», отрепетированный боксерский спектакль? Приняв боевую стойку, спрятав подбородок под выставленное и приподнятое левое плечо, Миклашевский скользящими шагами двинулся навстречу. «Не спеши, не торопись, – успокаивал себя Игорь. – Больше защищайся. Главное – защита! Отвечать только одной левой, не подпускать его к себе… Не подпускать… В ближнем бою он сомнет, съест с потрохами!»

Они закружили по рингу, издали ощупывая друг друга одиночными прямыми ударами левой. В зале наступила тишина. Слышно было, как поскрипывают туфли у официантов, бесшумно снующих между столиками. Даже те, кто успел хватить лишку, сидели смирно и таращили глаза на ринг. Притихли и женщины, чей звонкий хохот и громкие голоса слышались со всех сторон минуту назад. Сейчас и они несколько удивленно и с чисто женским любопытством рассматривали русского: его светло-каштановые, чуть вьющиеся волосы, высокий лоб, открытое интеллигентное лицо. Однако в то же самое время они видели, что это, в сущности, мягкий и добрый молодой человек, который, как им казалось, совершенно случайно оказался за канатами ринга, и беспокойно следили за Бутеном, грубым, сильным, безжалостным бойцом, чьи кулаки, спрятанные в черные перчатки, все яростнее и яростнее мелькали в воздухе.

Бутен действительно становился все агрессивнее и напористее. Он увидел перед собой несколько робкого, если не сказать более определенно, боксера-любителя, добросовестно освоившего азбучные истины. Приходилось ему не раз встречать таких поначалу заносчивых, а потом сразу притихавших, едва они переступали канаты ринга, парней. Бокс есть бокс, и здесь можно доказывать свою правоту лишь одним способом – крепким ударом. Обмениваться любезностями с помощью кулаков, благородно скрытых пухлыми перчатками. Потрогаешь перчатки – они мягкие, но как они жестко бьют!.. «Сейчас ты, русский, узнаешь, как бьют французские перчатки… Следующий раз не будешь совать свой нос не в свое дело. Получай, друг, справа!..»

Сделав финт, обманное движение левой, Алекс нежданно рванулся вперед, нанося удар справа. Он вложил в него стремительность и силу, надеясь одним махом прикончить русского. Но промахнулся!.. Там, где миг назад находился подбородок Миклашевского, ничего не оказалось, и кулак Бутена ушел в мягкую пустоту воздуха. С большим трудом парижанину удалось удержаться на ногах, ибо он чуть не потерял равновесие, падая по инерции вперед. А этот любитель как-то вдруг оказался сбоку, совсем рядом. Бутен чертыхнулся.

Неудача его раззадорила. Чистая случайность, черт возьми! И Бутен тут совершил свою главную оплошность, о которой потом долго сожалел. Ему надо было бы не спешить, отступить, подумать. Ведь русский ушел от его броска мгновенно, точно среагировав на атаку, защитился лучшим способом – сделал шаг в сторону с поворотом к противнику, провел знаменитый сайд-степ, который сразу же показал уровень мастерства. Не назад, не отскочил, а именно в сторону и вперед, заняв лучшую позицию для атаки. Странно, что он тогда же не нанес нокаутирующего удара, ведь Бутен был весь раскрыт и к тому же потерял устойчивость.

Но все это пришло ему в голову потом. А сейчас Алекс, резанув взглядом по русскому, сбычившись, рванулся вперед, рассчитывая смять и подавить его своими тяжелыми ударами. Уж он-то знает, как и куда надо бить!.. Но в тот же миг голова Бутена неестественно дернулась в сторону, словно наткнулась на непреодолимое препятствие, в глазах брызнул веер разноцветных звезд, а в ушах послышался такой звон, словно внутри головы разорвалась граната…

Очнулся Бутен на полу. Приподнявшись на непослушных руках, он удивленно обвел туманным взглядом гудящий от ликования зал, увидел склоненного над собой рефери, который взмахом руки отсчитывал секунды:

– Семь… Восемь…

Бутен тряхнул головой, словно хотел сбросить тяжесть, оцепенение, облизнул пересохшие губы. Ему было все равно, вставать не хотелось. Но тут до его сознания дошла обжигающая мысль: проиграл нокаутом!.. Проиграл, значит, потерял заработок… Надо вскочить, принять боевую стойку!.. Однако он себя успокоил – ведь никаких предварительных условий не ставил. Все одно – выиграл, проиграл, значения не имеет. И попытался улыбнуться. Русский стоял в своем углу и смущенно, растерянно смотрел на Бутена.

– Десять! Аут!..