Стимпанк!

Офелия аж запрыгала у себя на стуле.

– Так ты за ними приглядываешь? Фран, это же лучше всего на свете! Прямо как Хогвартс, только настоящее! А они тут всегда были? Это из-за них ты в колледж не пойдешь?

Фран помолчала.

– Я не знаю, откуда они пришли. И нет, они не всегда тут. То здесь, то… где-то еще. Мама говорила, ей их жалко. Она думала, что, может, они не могут вернуться домой, может, их выслали, выгнали – как чероки. Они живут сильно дольше нас, возможно, даже вечно – не знаю. Вряд ли там, откуда они родом, время идет так же, как здесь. Иногда их целые годы нет. Но они всегда возвращаются, летние люди. С ними всегда так.

– А ты – нет, – сказала Офелия. – И я теперь тоже нет.

– Ты-то можешь уйти, когда пожелаешь, – огрызнулась Фран, ничуть не волнуясь о том, как прозвучат ее слова. – А я не могу. Это часть сделки. Тот, кто о них заботится, должен оставаться здесь. Он не может уехать – они не дадут.

– То есть ты вообще никогда не сможешь уехать? – ужаснулась Офелия.

– Нет. Не никогда. Моя мама торчала здесь, пока не родилась я. Когда я подросла, она сказала, что теперь мой черед. И ушла сразу после этого.

– Куда?

– Я не могу тебе ответить. Они дали маме вот эту палатку. Она складывается до размеров носового платка, а раскладывается в нормальный двухместный тент, но внутри она совсем другая, чем снаружи. Там это не палатка, а домик с двумя медными кроватями и шифоньером, чтобы вешать вещи, и столом, и с двумя застекленными окнами. Если выглянуть из одного, увидишь, где ты есть, а если из другого – две яблони, которые перед тем домом, и мшистую тропку между ними.

Офелия кивнула, вспоминая.

– Мама ставила эту палатку для нас, когда папа пил. Потом она передала мне летний народ, и однажды утром, проснувшись, я увидела, как она вылезает в окно. В то самое, которого быть не должно. Она ушла по тропинке. Может, мне надо было побежать за ней… но я осталась.

– Ух ты! – восхитилась Офелия. – То есть она, может быть, до сих пор там? Куда они деваются, когда не здесь?

– Она просто не здесь. Это все, что мне известно. Поэтому я должна оставаться тут вместо нее. Я не верю, что она когда-нибудь вернется.

– Печально, – подытожила Офелия.

Судя по голосу, она мало что поняла.

– Хотела бы я отсюда вырваться, хоть ненадолго! – воскликнула вдруг Фран. – Может, поехать в Сан-Франциско, увидеть Золотые Ворота… Помочить ножки в Тихом океане… Я бы купила себе гитару и стала играть на улице старые баллады. Потусила бы немного, а потом вернулась и снова взвалила бы на себя все это…

– Я бы точно хотела поехать в Калифорнию, – мечтательно сказала Офелия. – Им там пофиг, если две девчонки вместе. Целуй себе кого хочешь, никому и дела нет.

– Тут я точно никого не поцелую, – проворчала Фран. – Раньше успею умереть старой девой.

Они помолчали.

– Можно я тебя еще кое о чем спрошу? – сказала наконец Офелия.

– Вряд ли мне удастся тебя остановить, – пожала плечами Фран.

– Иногда ты говоришь, как все, кто здесь живет, а иногда – совсем по-другому. Как будто ты не отсюда, а откуда – непонятно. Откуда угодно.

Фран так и сверкнула на нее глазами.

– Дааже ‘сли я не гв’рю по вашему, эт ‘ще не значит, что я ‘з дерееевни. Я тут родилааась и вс’ св’ю жизнь тут живу. Небось и б’ду тут трчаать, пока не ок’чурюсь, н’эт ‘ще не знчит, что я не умееею гв’рить как вс’ нрмаальные люди, – сказала она. – Я вообще-то смотрю телевизор, – продолжала она, уже взяв себя в руки. – И знаю, как тут положено выражаться. Помнишь, что ты мне говорила, когда мы были маленькие?

– А чего я говорила?

– Ты спрашивала, откуда мы с папой взялись. И не с другой ли мы планеты. И это при том, что из других мест была как раз ты.

– Ох, господи, – сказала Офелия. – Как-то неудобно вышло.

– Я тебе тогда сказала, что не в курсе. Подумала, может, ты знаешь что-то такое, чего не знаю я. Может, я и правда с какого-нибудь Марса. И мы тогда пошли и нашли твою маму, и она сказала, ей нравится, как я разговариваю. Но на самом деле она надо мной посмеялась.

– А мне правда нравилось, как ты разговариваешь, – запротестовала Офелия. – Когда мы уехали отсюда домой, у меня одно время была воображаемая подружка, и она разговаривала в точности как ты.

– Очень мило с твоей стороны, – признала Фран.

– Я бы хотела тебе помочь, – продолжала Офелия. – Ну, с тем домом и летним народом. Это неправильно, что ты одна должна все делать. По крайней мере, не всегда.

– Я тебе и так уже обязана, – возразила Фран. – За помощь у Робертсов. И за то, что присматривала за мной, пока я болела. И за то, что ты сделала, когда поехала туда за помощью.

– Я знаю, что это такое, когда ты совсем одна. Когда ты не можешь ни с кем поговорить о том, что важно. Я серьезно, Фран. Я сделаю все что смогу, чтобы помочь.