Стяжатели

Вскоре проснулись и Вера Павловна, и Лада с Николаем. Все собрались в кухне, осунувшаяся Ольга Сергеевна приготовила легкий завтрак, состоявший из бутербродов, но никто почти ничего не ел, только Николай торопливо проглотил бутерброд и выпил большую чашку крепкого кофе, а женщины выпили чаю. Чуть позже позвонили сибиряки и доложили, что готовы к выходу, и Ольга Сергеевна договорилась с ними, чтобы те подходили к городскому храму к десяти. Она попросила об этом, а самой окончательно не верилось, что всё, что бы она сейчас ни делала, что бы ни говорила — всё это происходит наяву.

За пять минут они доехали до храма, у которого уже стояла машина–катафалк, два автобуса, а у входа курили сибиряки. Поздоровались. Сибиряки сказали, что гроб уже привезли, и Ольга Сергеевна вместе с дочерью вошли в храм, за ними потянулись остальные родственники. Антон Тимофеевич показался Ольге Сергеевне неузнаваемо высохшим, словно после долгой болезни, а серое его лицо глянулось таким чужим, что сперва даже не верилось, что это ее муж, с которым она прожила почти четверть века, и от которого теперь никогда не услышит ни единого словечка.

Вскоре в сопровождении Лаврика появились новые люди, не обращавшие ни на кого внимания, и как только они встали около гроба, то из–за царских врат вышел священник и приступил к чину отпевания. Вскоре к нему присоединился второй, и они, словно соревнуясь в красноречии, совместно вели заупокойную службу. Лада смотрела на отца, и мысли ее наскакивали одна на другую, и чем более они одолевали, тем горестнее становилось на душе. В конце концов, она не сдержалась, задохнулась от слез. Стоявший рядом Николай это заметил, подхватил Ладу под руку, словно остерегался, что она может пошатнуться. Он тоже смотрел на застывшее лицо Антона Тимофеевича, но вспоминал свою мать, которую похоронил полтора месяца назад.

Ефим Лаврик, как и подобает местному чиновнику, всё отпевание копировал движения высокопоставленного гостя из губернии. Если кто–либо внимательно посмотрел со стороны, то мог бы заметить, что молятся они почти синхронно, словно всю жизнь совместно посещали храм. Правда, Кузьмичёв мало обращал внимания на Лаврика, а более был расположен к начальнику местной милиции Гунько — старому знакомому. Поэтому ничего не было удивительного в том, что они стояли вместе, изредка о чем–то переговариваясь. Иногда за их спинами появлялся вспотевший Немыкин, лысина которого светилась от бликов горящих свечей. Впрочем, надолго у губернского гостя он не задерживался. Постоит рядышком с ним — и назад, к Лаврику, рядом с которым столбом стоял мэр Княжска — Афанасьев. А Немыкин мелькнет перед Ефимом Константиновичем, что–нибудь шепнет ему, чтобы тот знал, что он, Немыкин, рядом и никогда не предаст его, — и назад, к Ивану Ивановичу и Гунько.

После отпевания траурная процессия отправилась на кладбище. Правда, Иван Иванович, сославшись на неотложные губернские дела, сразу отбыл в Елань, поэтому Лаврику пришлось лично возглавить траурную процессию. Когда же Лаврик сказал над гробом с Самохваловым прощальное слово, а священник пропел «Вечную память», то все, кто желал, простились с Антоном Тимофеевичем, кинули в могилу по горсти земли, после чего местные мастера в минуты засыпали могилу. Провожавшие, немного постояв над глинистым холмиком, смешанным со снегом, потянулись гуськом к автобусам.

Лишь Николай отстал и придерживал Ладу. Когда она посмотрела на него заплаканными глазами, то в них сквозил немой вопрос.

— Посмотри сюда. — указал Шишкин на занесенную снегом могилку с временным деревянным крестом и такой же табличкой, как у ее отца, на которой значилась фамилия его матери.

Прочитав надпись, Лада вздохнула:

— Вот и хорошо, что они рядом упокоились. Будем чаще навещать!

— Да, — согласился Николай, весной надо будет поставить им памятники, чтобы всё по–человечески было.

* * *

После шумного поминального обеда в конференц–зале районной администрации народ стал разъезжаться. И сибиряки в том числе, и Вера Павловна, напомнившая Ладе:

— И ты не задерживайся! Засиживаться дома — ничего хорошего, квалификацию потеряешь!

— Меня скоро так и так выпишут с больничного. Так что приедем с Николаем!

— Вот и молодцы! Я и ему работу присматриваю!

Когда все разъехались, Николай разобрал и вынес на лоджию дополнительный стол, женщины перемыли посуду. Ольга Сергеевна было затеяла чаепитие, но молодые отказались, ушли к себе, закрыли дверь.

Сперва Ольга Сергеевна это восприняла спокойно и даже сама прилегла в спальне, но долго в одиночестве не пробыла, захотелось с кем–нибудь поговорить — неважно о чем. Поэтому в кухне навела бокал чаю, хотя жажды не испытывала, и включила телевизор, приглушив громкость. Почти беззвучно на экране мелькали картинки, а ей и этого движения хватало для иллюзии присутствия.