Стезя смерти

Уже не раз до Курта доходили сведения о том, что в студенческом трактире часто разгораются споры и случаются даже рукоприкладства между приверженцами идеи виновности некогда арестованной пфальцграфини фон Шёнборн и теми, кто искренне (либо же от нежелания над тем задумываться) полагал ее оговоренной, а дознавателя Гессе — исполнившим свой долг. А однажды вечером, за сутки до ожидаемой ночи, в кривом и тесном, как дешевый сапог, проулке, возвращаясь из Друденхауса, Курт столкнулся почти в буквальном смысле нос к носу с приятелем покойного университетского секретаря. Тот стоял, привалившись плечом к глухой стене одного из домов, глядя так, что стало понятно сразу и без сомнений: Герман Фельсбау поджидал здесь майстера инквизитора, поджидал давно и намерен был ждать до последнего. На сей раз тот был трезв, однако взгляд горел лихорадочно и отчаянно, а движения, хоть и уверенные, были рваными и излишне резкими. Преодолев желание отступить назад, Курт, лишь чуть замедлив шаг, приблизился, пытаясь за эти несколько шагов решить, как лучше поступить в этой ситуации — пройти мимо молча, поздоровавшись или же остановиться…

— Я жду здесь вас, — без приветствия сообщил ему Фельсбау, когда оставалось лишь два шага, тем самым избавив его от необходимости выбора, и Курт встал на месте, пытаясь понять, насколько студент решительно настроен.

— В самом деле? — уточнил он ровно, и приятель Шлага, оттолкнувшись от стены, шагнул вперед, остановившись почти вплотную, отчего желание отступить стало еще крепче, а в голову пришла мысль о том, что закон, дозволяющий студентам носить оружие, надлежало бы пересмотреть.

— Полтора месяца назад, — тихо, четко выговаривая каждое слово, произнес студент, глядя ему в лицо, — говоря со мною, вы сказали, что я должен думать о том, как восстановить справедливость. О том, что, если я настоящий друг Филиппу, я должен говорить с вами, потому что только вы можете покарать преступника. Вы это помните, майстер инквизитор?

— Разумеется, — кивнул Курт, пытаясь не поддаться болезненному настойчивому взгляду и не отвести глаз.

— Вы нашли того, кто виновен в его смерти. Точнее, «ту, что была виновна». И вы — я знаю, именно вы — сделали так, чтобы она оказалась на свободе. Я слышу слишком многое и потому хочу услышать ответ на свой вопрос именно от вас, майстер инквизитор. Сейчас, сей же миг, глядя мне в глаза, скажите: она в самом деле невиновна?

Одно тяжелое, нескончаемое мгновение висела тишина; наконец, негромко, тщательно следя за собственным голосом, Курт отозвался:

— Да.

Тишина осталась еще на один миг — такой долгий, невозможно бесконечный — и Герман Фельсбау, положив руку на ремень с оружием, выговорил почти уже шепотом, беспреклонным и уверенным:

— Вы лжете.

Курт медленно опустил взгляд, глядя на то, как подрагивает его ладонь, тихо подбирающаяся к оружию, и снова посмотрел в горящие глаза напротив.

— Ты знаешь, что бывает за покушение на инквизитора? — спросил он спокойно, и Фельсбау, побелев, точно выгоревший саван, откликнулся, ни секунды не промедлив:

— Плевать.

Третий миг тишины упал, как гранитная плита, тяжко и мертво.

— Герман!

По плите пробежала трещина, и мгновения вновь стали краткими, стремительными, такими, как им и положено быть; Фельсбау вздрогнул, но на голос Бруно за своей спиной не обернулся.

— Герман, не глупи, — тихо попросил подопечный, медленно приближаясь и осторожно, шаг за шагом, вклиниваясь между ними. — Не надо.

— Это не твое дело, Хоффмайер, — не отрывая взгляда от глаз Курта, бросил студент, и Бруно опустил руку на его ладонь, прижав и без того стиснутые пальцы к рукояти и не давая шевельнуться.

— Это мое дело, — возразил он наставительно. — Когда на моих глазах человек роет себе могилу, — это мое дело. Герман, даже не думай. Ты совершаешь глупость.

— Плевать, — повторил тот, и Бруно сжал пальцы сильнее.

— Он накромсает тебя на ломти. Поверь, я знаю это лучше, чем кто бы то ни было; и, если ничто иное тебя не тревожит, ты при этом не успеешь сделать то, что хочешь сделать… Да уйди же хоть ты отсюда к черту! — не сдержавшись, выкрикнул подопечный, полуобернувшись к Курту, и он, неспешно отвернувшись, зашагал прочь, слыша, как за спиной зашуршали мелкие камешки под подошвами — Фельсбау рванулся ему вслед, вновь силой удержанный на месте.

— …не его, так ее! — донеслось до слуха, уже когда Курт готов был повернуть за угол.

Он остановился, окаменев на месте всего на миг, и, круто развернувшись, тем же размеренным шагом возвратился обратно.

— Черт, дурак… — обреченно прошипел Бруно, глядя на него почти с ненавистью, по-прежнему держа студента за ладонь, рвущуюся к рукояти.

Курт требовательно вытянул руку:

— Оружие, Герман. Лучше сам.

— Не надо, — попросил Бруно тихо, и он повторил настойчивее и жестче:

— Оружие!

— Прекрати, это уже переходит все границы — даже для тебя!

— Разве? — не оборачиваясь к подопечному, переспросил Курт. — Этот человек угрожал мне и — пфальцграфине фон Шёнборн; или ты скажешь, что ты не слышал этого?