Стезя

Каракас

Русским друзьям в Венесуэле

Каждый раз, когда вьюга в полуночный час,
Черт-те как, завывает и вьет,
Вспоминаю Каракас, огней перепляс,
Над Авилой луны огрузневший баркас,
Что по теплому небу плывет.

Не избыть эту негу тропических струй,
Банный дух перламутровой тьмы,
И мулатку, воздушный ее поцелуй,
Что мгновенной красой опалив, – не балуй!
Растворилась под сенью хурмы.

Бледнолицый пришелец из северных стран,
Я был втянут в канкан вихревой.
Лишь под утро Каракас стихал, как фонтан,
Замирал, как залегший на дно ураган,
К колумбийским горам – головой.

Но подобьем горилл, уцепившись в рули,
В громыхающий адский металл,
Мотоцикловым вихрем растаяв вдали,
По тревоге, почти не касаясь земли,
Полицейский наряд пролетал...

По тревоге иду я во вьюжную ночь:
Как в пампасах, кромешная глушь!
Понимаю, чужой мне стране не помочь,
Дай-то бог, чтоб родная не бросила: прочь!
Столько русских рассеяно душ!

Но вдали от берез, возвышающих столь,
Приласкал их тропический зной,
Темперамент испанский и русская боль,
И, наверно, не худшая жизни юдоль –
Карнавальный Каракас ночной!

Я люблю этот город холмов и долин,
Банный дух перламутровой тьмы,
Первобытную горечь карибских маслин,
Барабанную удаль и звон мандолин
Под роскошною сенью хурмы.

1995

Констатирую

Еще при силе. Но устал.
И констатирую устало:
Теперь бездарность правит бал
Там, где блистала наша слава.

И мощь ее и красота,
Сияя гордо и завидно,
Была в открытности чиста,
Но пред коварством беззащитна.

О слава русская! О ней
Картавят ныне злые мифы.
И там, где щелкал соловей,
Жируют вороны и грифы.

Я не сковал от них брони.
И, дай-то Бог, не обмануться:
В трактирном пиршестве они
Своим же ядом захлебнутся.

Все так и будет! Тяжко лишь
Саднят предательские раны.
Эй, кто над ухом дышит? Кыш!
Я жив, закрой свой клюв поганый

1995