Стезя

Тюмень морозная

Мороз под сорок, – ну, картина!
Из слабаков веревки вьет.
Собрав в котомку мандарины,
Джигит с базара когти рвет.

Мороз и вовремя и в пору
Хапуг прищучил и рвачей,
И разбудил застой в конторах
Сильней генсековских речей.

Взять ателье шитья и кройки:
Какой накал, какой прогресс!
Вот так мы все до перестройки
Дойдем по воле сил небес!

Мороз румяный, синеокий...
И, глянь, у девушек кругом –
Не мертвой краской пышут щеки,
А жаркой кровью с молоком.

1989

Апрель

Трепыхается белье,
Глухо грает воронье.
Переходная погода
Дует падерой в жилье.
Колобродит зло и люто
Время крови и свинца:
Что ни год – людская смута
И не видно ей конца.
Под густым газетным лаем,
Под парламентский балдеж,
Сам торю дорогу к маю –
Сквозь наветы, грязь и ложь.
Трепыхается белье,
Веще грает воронье.
Благо, есть еще отрада –
Деревенское жилье.
На крыльце дровец беремя,
Под окошком скрип саней.
Жидкий чай, программа «Время»
И вселенная – при ней...

1990

Эпоха

У меня не дом теперь – жилье.
И сума – пакет из целлофана.
Как-то враз ушли в небытие
Бежин луг и Ясная Поляна.

Славил труд. Ославили и труд.
Красота в шипах чертополоха.
Как избрать тут праведный маршрут?
Но молчит глумливая эпоха.

Ведь пока свой проклятый табак
Я смолил над строчками, над словом,
Вновь на Русь спустили всех собак –
Наших дней – бронштейны и свердловы.

Содрогнешься, боже сохрани:
И напор, и выучка, и стойка!
Жадной сворой кинулись они
К пирогу с начинкой – «перестройка».

Да, в струю кричат про Соловки,
Да, правы – нехватка ширпотреба.
И эпоха жарит шашлыки
На огне, похищенном у неба.

1990

Улица Ежова

Угрюмых крыш накат тяжелый,
Кювет с болотною травой.
Иду я улицей Ежова –
Какой-то сонной, не жилой.

Как во вчерашний день заброшен,
Но просвещенный «Огоньком»,
Я подхожу к дедку в калошах,
И он кивает: «Тот... нарком!».

Кивает, видно, по привычке,
Мол знаю сам, нехорошо...
Да вот и ржавая табличка
На пятистеннике: «Ежо...».

Глухой чердак, окно – бойница,
А во дворе, что хил и пуст,
В больших «ежовых рукавицах»
Стоит боярышника куст.

Крамольный факт советской были
И этот благостный старик
Вздыхает: «Власти нас забыли,
Но я уж, господи, привык».

Как жаль! Ни горечи, ни злости.
И только – чем душа жива! –
Он, будто собственные кости,
Кладет в поленницу дрова.

1990