— Конечно. Один из парней прикинулся старателем, получил несколько отличных самородков из заначки и устроил шум. Свою задачу он выполнил, и теперь вместе с прочими моими людьми прячется здесь среди холмов. Все эти недоумки-золотоискатели вернутся завтра, они будут злыми и усталыми. А когда они узнают, что тут произошло, узнают почерк стервятников: по крайней мере, некоторые из них.
Но в любом случае меня с этим делом не свяжут. Давай возвращаться в город. Дело усложнилось из-за твоей глупой стычки с линчевателями. Гормана оставь в покое. Ни к чему наживать новых врагов в банде.
Бак Горман стоял, привалившись спиной к стойке бара в салуне «Золотой орел», и в непечатных выражениях высказывал свое мнение о Стиве Коркоране. Окружающие слушали с сочувствием — в большинстве своем это были бездельники и проходимцы, которые всегда вьются вокруг золотоискателей.
— Этот поганый пес называет себя помощником шерифа! — звучно провозглашал Горман; его покрасневшие глаза и влажные взлохмаченные волосы служили индикатором галлонов выпитого им спиртного. — Но он убил выбранного нами судью, не дал состояться суду, разогнал заседателей! Да еще и освободил заключенного, обвиняемого в убийстве!
Происходило это на следующий день после охватившего Вапетон приступа искусственно вызванной золотой лихорадки. В барах и салунах толпилось множество народу: разочарованные старатели заливали свою досаду. Но в «Золотом орле» таких было немного.
— Полковник Хопкинс и другие именитые граждане провели расследование, — вмешался кто-то. — Они объявили, что предъявленные Коркораном доказательства были убедительными, поэтому признали наш суд фальсификацией, убийство Биссета — правомерным, а потом пошли еще дальше и оправдали Мак Брида за убийство Брента, хотя того уже не было в городе.
Горман фыркнул, словно дикий кот, и потянулся за стаканом; статью и пластикой он походил на грозную пуму. Рука его не дрожала, не утратил он и координации движений. Виски опалило его разум, прояснило мозги до состояния горячечной убежденности, почти на грани сумасшествия, но не повлияло ни на нервную систему, ни на мускулатуру.
— Я был лучшим другом Брента! — проревел он. — И другом Биссета.
— Говорят, Биссет-то был стервятником, — послышался чей-то провоцирующий шепоток. Горман вскинул свою рыжую голову и оглядел салун львиным взглядом.
— Кто тут говорит про стервятников? Почему эти трусливые шакалы никогда слова не скажут про живого человека? Всегда мертвых обвиняют во всех смертных грехах! Был, не был… А если и был, то что? Это мой друг. Может, я сам стану из-за его убийства стервятником!
Никто не рассмеялся и не произнес ни слова под его горящим взглядом. Каждый, на ком останавливался этот взгляд, чувствовал на себе холодное дыхание смерти.
— Биссет — стервятник! — Горман, готовый совершить прямо сейчас любую глупость, так же, как и любое зверство, произнес эти слова диким от пьянства и ярости голосом. Он не обращал внимания на уставившихся на него — кто со страхом, а кто и с интересом, — людей. В зале было очень тихо. — Кто знает, кто такие стервятники? Кто или что они на самом деле? Мы ничего не знаем об этом Коркоране. Я, например, могу сказать…
Звук уверенных легких шагов — новый посетитель салуна как раз преодолел порог — заставил его прервать свою речь. В дверях появился Коркоран. Горман прорычал что-то, оскалив зубы, и замер, обратившись в изваяние божка мести и ненависти.
— Я слышал, ты распускаешь обо мне гнусные сплетни, — спокойно проговорил техасец. Лицо его оставалось бесстрастным и неподвижным, будто вырезанным из камня, а в глазах таилась смертельная угроза.
Горман неразборчиво прорычал что-то.
— Вчера я высматривал тебя среди толпы, — продолжал Коркоран бесцветным и мягким, как прикосновение перышка, голосом. Казалось, голос существовал как бы отдельно от стрелка: двигались только губы, выпускающие наружу слова, все же остальное застыло и сконцентрировалось в напряженном внимании к тому, кому они были адресованы. — Тебя там не было. Ты послал к тюрьме своих шакалов, а у самого, видимо, кишка оказалось тонка, чтобы…
Рука техасца скользнула к рукоятке кольта, словно проголодавшаяся гремучая змея — к обреченной жертве. Ни один взгляд не мог бы уследить за этим движением. Пистолет Коркорана громыхнул прежде, чем кто-либо подумал, что он потянется за ним. Эхом прозвучал звук выстрела Гормана, но его пуля, посланная слабеющей рукой смертельно раненного человека, только зря расщепила одну из досок. Горман повалился лицом вниз и вытянулся на полу.
Раскачивающаяся лампа бросала отблески на торчащие вверх шпоры и голубую сталь дымящегося рядом с рукой пистолета.
Глава 8. Комитет бдительности
Полковник Хопкинс рассеянно посмотрел на беспрестанно покачивающуюся жидкость в своем стакане — рука старого вояки обретала твердость только в контакте с оружием — и резко произнес: